2. 1999 год. ОБЩИНА.

В это хмурое серое утро к ним постучали.

– Иди, Симус. Тебе все равно сегодня тащиться за едой.

Симус привычно прогремел по заржавелым металлическим ступенькам, поднялся наверх, в то, что раньше было холлом первого этажа, открыл старую обшарпанную дверь. И зажмурился.

– Если вы собираетесь выгнать нас отсюда...

– Симус?

В пыльную комнату ворвался рой снежинок, и Финнигана обдало морозцем.

На пороге стоял Дин Томас.

* * *

– Нет, ну все же, Дин, как тебя уго...

– Да объясняю же, – Дин нервно взлохматил свою шевелюру. – Это было в метро. Я как раз делал зарисовки с натуры в переходе с линии Пикадилли на Грин Парк, и тут, говорю же, увидел ее. Просто слов нет.

– Кого? – Рон вытянулся на потертом ковре. Он открыл ещё одну бутылку пива, Томасу пришлось притащить целый ящик, как налог за нарушение спокойствия общаги, и сделал изрядный глоток.

– Ну? – Симус с увлечением мочил компьютерных монстров.

– Музу, – Дин мечтательно прикрыл глаза, – именно то, что надо. Ничего лишнего. Я сразу подумал, что она будет позировать мне для моей «Загонщицы», все как надо, ноги от ушей, копна волос, фигура... Я даже не узнал ее, честное слово. Так подошел и внаглую: «Девушка, мол, не согласитесь мне позировать?»

– А если маггла? – встрял Симус.

– А что? – Дин махнул рукой. – Имею право. Может, я жениться на ней захотел. Только она-то видать, с норовом, я и забыл про это, все война, школа закрыта – не виделись. Повернулась, бац мне по морде. Мол, ты, Томас, такой же озабоченный придурок, как все остальные парни...

В комнате на минуту воцарилась тишина. Рон, откашлявшись, осторожно спросил:

– Ты... ты говоришь про кого-то, кого мы все знаем, верно?

– Ну конечно же, – Дин хлопнул его по коленке. – Да Грейнджер это, Гермиона Грейнджер. Представляешь, со спины не узнал.

– Что, прости? – Гарри медленно опустил бутылку на стол, – Дин, что ты несешь? Откуда ты узнал этот адрес?

– А, адрес, – Дин рассеянно пошарил за пазухой и выудил на свет аккуратно сложенный «Еженедельный пророк». – Вы не читаете объявления? С тех пор как мы разминулись с ней в метро, я регулярно просматриваю полосу, может, она передумает? Я же сказал ей в спину: мол, если такая умная, ищи себе принца по заявкам.

– Он невменяем, – Рон за спиной Дина сделал красноречивый жест, – он втюрился в мою невесту.

– Дин Томас, ты можешь внятно объяснить, почему ты здесь? Или иди на все четыре стороны, мы тут, между прочим, скрываемся, чего и тебе советуем, по правде говоря.

– Так вот же... – почесав в затылке, Дин положил газету на стол. – «Шикарная маггла, очевидно, предпочитает известных спортсменов. Как известно, она уже крутила роман с болгарским ловцом Виктором Крумом. Обращайтесь: Брикстон-роуд, 12». Я так понял, что это задачка вроде ребуса. Ну, помните, была такая статья Скитер в незапамятные времена...

– Газету прочла вся школа! – Гарри вскочил на ноги и уставился на крошечное объявление. – Помните, она ходила по рукам в Большом Зале, а после этого Гермионе пришла куча писем, ей ещё руки гноем бубонтюбера разъело, помните?.. Так ты за этим пришел сюда, Дин? Ты думал, это она решила с тобой встретиться, правда?

Томас только печально развел руками.

Симусова приставка издала тонкий тревожный гудок и, замигав на прощание, отрубилась.

– Черт. Батарейка сдохла.

На экране небольшого монитора с жуткой перекошенной рожей застыл недобитый монстр. Симус с горечью ткнул в него вилкой.

– Короче, Томас, – заявил он, – тебя дезориентировали. Мы все когда-нибудь умрем от руки феминистически настроенной Гермионы Грейнджер, а она как пить дать пойдет в большую политику. Хоть ножки у нее и правда загляденье, но все это – лишь чей-то розыгрыш, тут ее нет, она вообще редко к нам приходит. Тут всего лишь три хогвартских неудачника, скрывающихся от Министерства, а ты... ты... ?

– Честно говоря, я вообще уже ничего не понимаю, – недоуменно произнес Дин. – Кажется, меня обвинили в предательстве родины, но я был занят работой над «Ловчихой» и не мог отвлекаться. И так угрохал на войну добрые полгода художественной практики... Что ж, я тогда здесь подожду прихода музы, парни? Если хотите... ну, буду за пивом бегать или убираться.

Не дожидаясь ответа, Дин принялся деловито расставлять на полке свои краски. Вынул из кармана пригоршню какого-то мусора, взмахнул палочкой и увеличил предметы: трехногий этюдник, масло, набор разнокалиберных кистей, тряпка, банка скипидара и повидавший виды рабочий фартук.

– Томас, ты спятил, что ли? – медленно проговорил Рон. – Нет здесь никаких муз. Здесь, как его... тление. И, как их... декадентские грезы.

– Ну ты даешь, – с восхищением выдохнул Гарри, – здорово у тебя получается. Может, тебе вести переписку со Снейпом?

Рон молча пожал плечами и открыл очередную бутылку пива.

* * *

«Я понял, я все понял!

Это ведь вы были, да? Несчастная газета четырехлетней давности не дает мне покоя. После того, как этот самый «Пророк» со статьей Скитер прочли все ученики, вы изъяли его у Лаванды с Парвати, которые листали его во время урока зельеварения, я помню! Вы тогда ещё встали и принялись зачитывать вслух, надеясь меня уязвить, правильно?

Вот теперь вы зачем-то опубликовали в газете дурацкое объявление. Все верно – вы специально не называли имен, зная, что поймут его только с нашего курса, те, кому была посвящена статья. Кое-кто откликнулся, только я не понимаю, чего вы ожидали?

Ну пришел к нам сумасшедший художник, ну и что, нам от этого плохо стало, что ли?

Бред какой-то. Или я вообще ничего не понимаю! Я ненавижу ваши письма, неужели сложно объясняться человеческим языком?

ГП»

От 07/01/1999

«Поттер,

Что ж, в таком случае мне остается лишь пожелать вам удачи. Обратите же свой светлый, незамутненный взгляд в будущее.

Профессор С. Снейп».

* * *

– Уииизлииииии наааааааш бооооог...

Бум. Бах.

– Уиииииизлииии нааааш король.

Бам-бам-бам!

– Дееержииии метлуууу раааастяяяяпаааа Уизли –

Мерлин! Симус! Дин! Кто угодно – к двери, скорее, дверь!

– СЛИЗЕРИН-ГРИФФИНДОР – 170:0! -

Гаркнул дружный хор мужских голосов, и открывать дверь было уже без надобности – она сама сорвалась с заржавелых петель и грохнулась, разбивая узорчатый кафель, Рон только успел отпрыгнуть.

– А вот и он! – бедный Рон тут же оказался в чьих-то медвежьих объятьях. – Наш дорогой Рональд Уизли!

Тот как-то странно приглушенно пискнул и отскочил в сторону. Гарри как стоял с опущенными руками перед обвалившейся дверью, так и остался стоять.

Прямо перед ним в полном спортивном обмундировании, надетом на магглские джинсы и пуховики, стояла сборная команда факультетов по квиддичу.

«Уизли наш бог!
Обращайтесь: 12 по Брикстон-роуд»

Страница объявлений «Еженедельный пророк», от 12/01/1999

* * *

Щелчок.

– Представьтесь.

– Предатель родины номер один! Роджер Дэвис, Рейвенкло! Йооооо, мы команда!! Ребята! Что стоим?! Где пиво, где снитчи, где командный дух, черт вас подери?!

– Дэвис, черт тебя подери, тот рождественский вальс с вейлой окончательно заморочил тебе мозги. Ты хоть понимаешь, где ты нахо...

– Он, кажется, ушел, Гарри.

– Вот ЧЕРТ. Я убью этого подлого слизеринского...

Щелчок.

– Представьтесь.

– Иди в жопу, Поттер.

– Мерлин, Флинт, неужели ты? Но как...

– Мы уже давно играем за другую команду. Мой отец собственноручно засадил старшего Малфоя в Азкабан в третий раз, Поттер. И что я получил? Что, спрашивается, мы получили?! Эта страна катится ко всем чертям, раздери меня горгулья! Вместо банальной благодарности, да черт подери, простой благодарности, что мы получаем? Мы вынуждены скрываться! Да я...

– Ой. Флинт. Прошу тебя, только не трогай этот мольберт... Маркус...

Щелчок.

– Ладно, можешь не представляться, Деннис...

– Здравствуй, Гарри. Знаешь, не каждый день видишь в газете что-то настолько... личное. Что-то из твоего прошлого. Спасибо тебе за...

– Послушай, Деннис, я боюсь, что это не я вас собрал. Мне кажется, кое-кто...

– Я как увидел, сразу позвонил Дэвису и Смиту! Мы просто поверить не могли, как здорово ты придумал! Вот так, в открытую – и в то же время совершенно секретно, для своих. Так что же, это что-то вроде встречи выпускников, да?

– Деннис...

– Ох, как хорошо, что ты это затеял. В последнее время не так-то просто не то что однокурсников увидеть, но банально выйти из дома. Мы же теперь все... предатели?

Щелчок.

– Предста...

– Захария Смит, девятнадцать лет, Хаффлпафф.

– Отку...

– Мне позвонил Криви. Сначала подумал – бред, потом решил рискнуть. Уж лучше так, чем торчать на острове Уайт у бабушки.

– Покля...

– Клянусь. В конце концов, это секретный штаб или что, Поттер? Где антиаппарационные барьеры? Или – я правильно понимаю? – вы отказались от использования магии? А почему записывается на такие ненадежные источники? А плата? Вы взимаете плату, текст присяги есть?

– Какой прися...

Щелчок.

Флинт, чья семья в пиковый момент войны перешла на другую сторону. Обозленный, вечно раздраженный, вечно что-то крутит в руках – в последнее время это строительные инструменты, все какие-то ножи и гвозди. Два тихих рейвенкловца, чьи имена Гарри никак не мог запомнить, как мышки прошмыгнули в гостиную и расселись по углам, ожидая, видимо, что их сейчас погонят. Бледный, тощий Деннис Криви, потерявший на войне брата...

Колин погиб и не успел всерьез раскрутить роман, который завязал с его, Гарри, невестой. В один чудный вечер они устроили дикую драку в штабе на Гриммаулд-плейс, и Хмури спустил обоих с лестницы под пронзительный визг Джинни. Гарри ночевал в сугробе, а эти двое ушли – больше он их никогда не видел.

Дэвис, красавец-капитан факультетской команды... Шумный и очень деловой Захария Смит в видавшем виды мятом костюме. Индюк напыщенный. Много кто...

С этих пор голова у Гарри пошла кругом, и глаза разбегались. Его новая жизнь только начиналась.

* * *

Он ходил по своему новообретенному дому, чувствуя, что совершенно ничего не понимает. Их уютный, завешанный шторками и устеленный пледами подвал превратился в многорукое, многоликое чудовище – туда с трудом вмещались десять человек, и людские массы стали распределяться сверху вниз, углубляясь в нижние подвальные уровни, оборудуя себе места для сна и отдыха, столы для работы.

– Вы сдурели? – проходя по шаткой металлической лестнице, Гарри выхватил из толпы спешащих туда-сюда Дэвиса, замотанного в шерстяной платок. – Что вы делаете? Что, черт подери, тут происходит?

– Ну, – рослый рейвенкловец с готовностью заулыбался. – Нам же тоже надо где-то жить. Теперь мы отбросы этого общества. Кстати, спасибо за приглашение, Гарри.

Его хлопнули по плечу с силой, от души, так, что он едва устоял на месте.

Он спустился на нижний уровень подвала, предназначенный для скопления воды, и ахнул. Тут, кажется, не осталось ни клочка свободного пространства. Все занимала странная деревянная конструкция, лишь отдаленно напоминающая многоярусную кровать. Спускаясь с последней ступеньки, Гарри поскользнулся на россыпи гвоздей и винтиков, Деннис ловко подхватил его под руку.

– Не волнуйся, пожалуйста, мы все уберем, – торопливо заговорила он, не переставая смущенно улыбаться. – Дин предупредил нас, что вы тут обходитесь без магии. Я считаю, и Захария, кстати, со мной согласен, что это хорошая идея, не засекут. В общем, Флинт сказал, что немного разбирается в столярном деле...

– Вон отсюда, – прохрипел раскрасневшийся и злой Флинт с ножом, зажатым в зубах, вылезая из-под завала каких-то досок, – убирайтесь, все убирайтесь! Только мешаетесь, я так к вечеру не закончу.

Орудующие вокруг хогвартсцы стали послушно отползать назад – уж больно зверский вид был у бывшего капитана слизеринской команды. Краем глаза Гарри успел заметить, что его порядком потрепала жизнь – щеки ввалились, он изрядно побледнел, под глазами красовались темные круги от усталости и бессонницы.

Да и сам он, если по правде, выглядел не лучше. Всех их измотала война, а случившееся после не принесло ожидаемого облегчения – Скримджер добил их, он все-таки их добил.

– Деннис... Ради бога... С чего вы решили, что это лучшее место для вас?

Он уже открыла рот для, очевидно, подготовленного ответа, как внезапно под другую руку Гарри поднырнул Захария Смит с блокнотом и карандашом за ухом.

– Этот подвал идеально подходит на место нашего штаба, – сообщил он, – отсюда можно будет легко пойти в наступление.

– Куда?.. – Гарри задохнулся, но Захария уже повернулся к нему спиной и сложил листок, выдранный из блокнота, в конус-рупор:

– Внимание всем...

Гулкий голос стократ усиливало подвальное эхо. Работа на какое-то время прекратилась: все уставшие, растрепанные, медленно подходили к ним, оттирая пот со лба.

– Работа над установкой многоярусных кроватей и рабочих мест должна быть закончена к закату солнца.

Да их больше десятка, неожиданно понял Гарри. Когда успели? Откуда?.. Кто впустил?

– Наш уважаемый хозяин, принявший нас здесь, советует нам всем задуматься о нашем предназначении, – Захария повернулся, и все абсолютно синхронно уставились на Гарри, – что мы делаем здесь и кто мы вообще такие. Действительно, кто мы? Герои войны, отдавшие все, для того чтобы жить ТАК? Обвиненные в убийствах, которые мы не совершали, обманах и предательствах?

Лица, такие родные, разные, но в то же время чем-то удивительно похожие. Почерневшие от подвальной пыли, осунувшиеся, с острыми скулами и поджатыми губами. Люди, измученные войной?

Люди, которых не поблагодарили.

– Да мы и не ждали никаких благодарностей, правда? Все, ради чего мы шли грудью на вражеские палочки – дальнейшая спокойная жизнь. И что мы получили в ответ? Что мы получили в ответ?

Смит опустил рупор и обвел толпу яростным взглядом.

– Хер мы получили в ответ, товарищи предатели. Ложные обвинения, унижения, несправедливые аресты. Теперь, благодаря всему этому мы вынуждены скрываться здесь. Хер вам, сказало министерство. Вопрос с том, что скажем...

... Министерству мы.

Последнее потонуло в одобрительном гуле разгоряченной толпы.

* * *

– Ты решил испортить мне жизнь, да? Ты что, не знаешь, КАК я насытился этой войной – по горло!! – Гарри судорожно строчил, бумага рвалась, карандаш ломался. – На кой хрен мне все это, что это вообще, это толпа психованных подростков, или мой любимый подвал превратился в террористический штаб, или...

«Пузырь. Остаток. Ябеда. Уловка. Номер 12 по Брикстон-роуд, обращайтесь»

«Еженедельный пророк», объявления от 19/01/99

– А, может, это все так задумано специально для того, чтобы собрать нас всех в одном месте, а потом взорвать к чертовой матери? Ведь тебе все равно! Тебе никто, – карандаш ломался, царапал листок, – никто никогда не был дорог, ну, может быть, разнесчастненький Драко Малфой и все, тебе на всех было плевать!! Это подстава! Засада! Да?!

«ГАВНЭ – присоединяйтесь! 12 по Брикстон-роуд, вас ждут»

«Еженедельный пророк», объявления от 26/01/99

– Как будто все это мне нужно! Все, что я хотел – жить спокойно, ну и пусть, что приходится скрываться, ну и пусть, что так – но хотя бы меня никто не трогает и в стране мирно. Так вот, Поттер, пожалуйста, получайте?! Зачем вам это? Вы из вредности решили угробить мне жизнь и после, когда и жизни-то практически не осталось? Обиделись, что я назвал вас ублюдком? Ха, ха, ха! А кто вас так не называл? Нет, серьезно, вы что, в первый раз услышали?..

«Никакой он не чемпион, он выскочка и смердяк. Брикстон-роуд, 12, стучитесь».

«Еженедельный пророк», объявления от 31/01/99

«Уважаемый профессор Снейп,

Пожалуйста, перестаньте давать объявления с адресом в газету «Еженедельный пророк». Я искренне извиняюсь за то, как обозвал вас в письме...

Ладно, в любом случае я повел себя глупо и сожалею об этом. Прекратите давать объявления, или моя квартира превратится в террористический штаб, а Захария Смит со своим маниакальным стремлением к лидерству взорвет нас всех нафиг.

Спасибо,

Гарри»

* * *

– Стр-рройся в ряд,– прорычал Смит, и все привычно шарахнулись в сторону, – к чертям не годится. Вы что, АД забыли? Никакой дисциплины, ядрена вошь.

– Захария, слезь с табуретки, – Деннис тронул его за рукав. – Флинт говорит, нужно укреплять потолок, нам нужна опора.

– Что здесь, столярный кружок имени Маркуса Флинта, что ли? – Рон стоял за его спиной, уперев в бока руки. – Вообще-то, мы здесь жили с Симусом и Гарри... Неплохо было бы разгрести наверху, пока не пришла моя девушка.

– Твоя девушка? – Смит насмешливо прищурился. – Рон, не смеши меня. Уверяю, у первого кандидата в топ-менеджеры «Мэджик Интернейшнл» есть с кем встречаться. Вот уж кто устроился лучше нас всех... А уж с такими ногами... – Захария, опустив рупор, тихо прицокнул языком, за что тут же получил в нос шваброй.

Гарри едва успел отпрыгнуть в сторону, как началась драка.

И, конечно, в дверь позвонили.

– ВОН! – заорал Гарри, по пояс высунувшись из окна на первом этаже, перед глазами – рой снежинок. – Все, больше никто сюда не поместится! Никого тут нет! Вообще никого! Убирайтесь во...

– Да! – неожиданно поддержали снизу. – Теперь ты, Поттер, ещё будешь орать, высунувшись из окошка. Отличная идея для человека, который в данный момент должен в Сан Морисе наслаждаться чистым альпийским воздухом.

– Ой, – тихо сказал Гарри, машинально схватившись за облезлую раму, – я сейчас спущусь.

... Захлопнув дверь, он прижался к ней спиной и чуть ли не силой заставил себя взглянуть на гостя.

– Не впустите? – осведомился тот бархатным голосом.

– Не впущу.

– Что, несладко вам, Поттер?

Гарри на мгновение прикусил губу: «идите к черту» и «вашими молитвами» – оба варианта были чертовски соблазнительными.

– Мне кажется, этот дом скоро рухнет, – наконец, признался он. – Зачем вы это сделали? Ну, повел я себя нехорошо, ну и что же, теперь нужно вот таким изощренным способом испортить мне жизнь?

– Как всегда, только о себе, – задумчиво проговорил Снейп, – а что, больше никаких идей, Поттер? Я только порчу вам жизнь?

Гарри запнулся. Снейп выглядел так, будто прошел пешком весь путь от Тупика Прядильщика пешком – на его плечах лежали два небольших сугроба.

– А вы никогда не задумывались над тем, почему я, работая в Министерстве на Скримджера, не спешу выдать аврорам ваше местоположение? Почему я так стремлюсь собрать вас всех вместе?

– Вы... вы ведь не выдадите?

Черт, как же холодно. Январь месяц. Построждественские холода. Обычно если в Лондоне идет снег, то он не ложится, сразу же тает, но сейчас все было запорошено ослепительно-белым, и на тротуаре после вчерашней метели лежал жесткий ледяной наст.

– Утирать вам всем сопли – это мой крест по жизни, Поттер, – негромко проговорил Снейп. – Удивительно. Когда же я, наконец, перестану воспринимать вас как своих учеников?

– Нам не нужно этого, – сказал Гарри, – и уж точно сюда больше никто не влезет.

– То объявление было последним, – сказал Снейп, – что ж, почти все в сборе. Живите теперь.

– Живите? – у Гарри аж дыхание перехватило. – Это что, издевательство? Да видели бы вы, что там творится внутри.

– Я против того, чтобы вы жили в этой дыре, Поттер, – поморщился Снейп, – но это был ваш выбор. Вы должны понять одну вещь.

Он наклонился так, что почти касался Гарри кончиком своего мерзкого крючковатого носа.

– Вместе вам будет легче, чем поодиночке. Только если вы будете держаться вместе, из этого может что-то получиться. Не поодиночке, Поттер.

Это было так странно слышать. В это почти не верилось. Чтобы Снейп говорил это... Выходит, Гарри в нем ошибался? Он отнюдь не на стороне Скримджера? Он не хотел отправить его в Альпы?

Кажется, что-то из этого было произнесено вслух. Или Снейп просто прочел его мысли.

– Когда вы, наконец, перестанете рассуждать детсадовскими категориями? – с раздражением произнес он. – Сторона зла, сторона добра, в вас этот послевоенный бред остался. Сейчас стоит задуматься над тем, как нам вообще выжить. Все, Поттер. Я буду содействовать, чем могу, но если вы намереваетесь раньше времени вывести меня из себя, то лучше молчите. Просто молчите, Поттер.

4. 1999 год, март. ИЗГОЙ

Малфой так и не смог очистить ногти. Черный лак полопался и слезал понемногу – Драко ударил, именно не провел, а ударил по струнам, звук получился какой-то неправильный, хрипящий, глухой.

– Today is gonna be the day
That I`m gonna throw it back to you...

У него был странный голос – высокий, но непоставленный, непрофессиональный, срывающийся в конце каждой строки. Драко медленно глотал дымный, сухой подвальный воздух и, снова ударив по струнам, продолжал.

Кажется, это была «Wonderwall» группы Oasis. Едва ли Малфой мог знать магглскую музыку с рождения, а песня ведь была довольно старая. Вероятно, услышал где-то уже здесь, в их глючной подвальной жизни.

– By now you should've somehow
realized what you gotta do

Гермиона тихонько взвизгнула от удовольствия и грациозно перекинула свои бесконечные ноги с подоконника на подлокотник кресла. Легко соскочив на пол, она вышла в центр комнаты, куда падал луч света из дыры в потолке, образуя что-то вроде домашней сцены.

– Давай, детка, – не удержался Малфой и снова, севшим голосом: – I don`t believe that anybody... feels the way I do... About you now.

В закатанных до колена пижамных штанах и майке, которой, вообще говоря, не существовало, она стала медленно поворачиваться вокруг, покачивая бедрами, и Гарри внезапно показалось, что нудная и пижонская «Wоnderwall» в действительности – самая эротичная на свете песня.

Столбы пыли и сигаретного дыма.

Светлые волосы Малфоя, падающие ему на лицо, закрывавшие глаза – медленный поворот, и за тонкой тканью пижамных штанов поразительно четко прослеживается каждый изгиб сильного, молодого тела, и Симус, не отрывая глаз от танцующей, вслепую шарит по столу в поисках камеры, и Рон, кажется, поперхнулся пивом.

– About you now... about you now.

Кто-то фыркнул, кто-то присвистнул, двигаться не хотелось. Медленные, плавные движения Гермионы завораживали, глаз отвести было невозможно, Драко в проигрыше одной рукой стряхнул пепел с сигареты, затянулся снова и дал неожиданно низкий аккорд:

– And all the roads we have to walk are winding,
And all the lights that lead us there are blinding...

Полоса тусклого света, выхватывающая из темноту копну спутанных волос, изгиб длинной шеи, то напряжение, то расслабление, почти невесомые движения танца, обсыпавшаяся под глазами тушь, темные круги бессонницы, да, да, она совсем не такая, какой когда-то была, она совсем не такая, какой нужно быть приличной девушке, она совсем не такая, но...

... но почему-то Гарри показалось, что она никогда ещё не выглядела лучше, и ему хотелось запомнить её именно такой, худой, бледной, с копной спутанных волос – лучшей ученицей Хогвартса, танцующий в пижамных штанах перед десятком-другим парней в брикстонском квартале для бедных.

«Высокооплачиваемый топ-менеджер крупной интернациональной компании, Рон, запомни это».

– And all the roads we have to walk are winding...

И Малфоя, привыкшего носить оглаженные воротнички за ранним завтраком в поместье – просто необычно красивым для ординарного грандж-гитариста парнем в изодранных джинсах, с руками, перепачканными краской.

И Флинта с этим его вечным молотком в зубах, и Симуса с его электроникой, и Рона с его вечной бесполезностью – он всех в этот вечер был готов простить за одно движение гермиониных бедер, то есть вообще – всех.

– You my wonderwall, – светлые волосы падали на лицо, – you my wonderwa-all, – голос срывался, – you my wonderwall... you... my wonderwall...

И, разумеется, в этот момент в дверь постучали.

– Я открою, – он неслышно поднялся наверх. Ну, конечно же, это Снейп.

–... И такая девушка идет в экономику, а, – донесся из-за спины полный неизъяснимой тоски голос Финнигана.

Ну, сейчас начнется: «Симус Финниган, я сколько раз повторяла... «. Гарри усмехнулся своим мыслям и открыл дверь.

* * *

Он стоял там, в своем привычном черном пальто, и опять на каждом плече у него было по сугробу. Без всяких приветствий Снейп втянул своим крючковатым, покрасневшим от мороза носом запах дома.

– Здрасьте, – буркнул Гарри, – я вот, как видите, здоро...

– Дай мне сигареты, – хмуро сказал Снейп.

– Чего? Какие сигареты? – черт!

Он совсем забыл... надо было сказать этим обормотам, чтобы хоть в подвале не курили, а выходили на улицу. И сам-то, хорош. Поттер, ты сам-то о чем-нибудь думаешь?

– Я не курю, – повторил он под тяжелым, пристальным взглядом Снейпа.

– Куришь, – все так же мрачно сказал он, – дай мне сигареты.

Под ложечкой неприятно засосало. Они вторую неделю на мели. Курить вообще нечего, хоть лавровый лист закручивай.

– Вы не имеете права, – получилось каким-то противным, тонким голосом, – это моя собственность...

– Собственность?

Снейп посмотрел на него так, что захотелось сжаться в комочек. Совсем как в старые времена.

– Собственность?! – тра-ля-ля, на улице, однако, стемнело. – Нет у тебя никакой собственности, Поттер, – птичек нет, листьев нет, небо розоватое, грязные сугробы, – ты живешь в заброшенной государством дыре, которая отнюдь тебе не принадлежит. Своих денег у тебя нет, и эти чертовы сигареты ты покупаешь на зарплату добросердечной мисс Грейнджер... Да тебя банально на еду не хватает, ты посмотри на себя, тощий, как не знаю что, это отвратительно, ты разлагаешься в своем подвале, ты...

– Заткнитесь уже! Слышать вас невозможно! Какое вам дело до того, чем я занимаюсь? За вами же не охотится Министерство!

Пауза.

Грязные сугробы. Обшарпанная стена. Слово «хуй», выведенное чьим-то аккуратным, круглым почерком.

Снейп. Отвратительный, сальноволосый, когда орет, брызжет на него слюной. Притих. Ох, не к добру это. Ну, что сам-то замолчал? Начал, так заканчивай, вон, ждут тебя... Язык стал как ватный. Они со Снейпом уставились друг на друга молча, и стояли так некоторое время, пока профессор не сделал глубокий вздох.

– Отлично, – негромко произнес он, – значит, договорились. Ты, Поттер, живешь так, как считаешь нужным, можешь хоть сдохнуть в этом подвале вместе со своими приятелями. Только я если отстану, то знай – отстану насовсем. И тогда это совершенно не мое дело, кто будет отвлекать внимание авроров от странного местечка в районе Брикстон, где, по слухам, собирается некая молодежная волшебная группировка...

– Вы... – голос сел, – вы что...

– Ну разумеется, в Аврорате не такие уж дураки, Поттер. Если они взялись наблюдать за одним из вас, например, за Грейнджер, им не доставит никакого труда проследить ее перемещения по городу. К тому же, у многих проживающих с тобой есть родственники, которым так же интересно узнать, где их сынок или племянничек снял новую квартиру...

– Но... у нас же все в тайне...

– Это у вашего Смита все в тайне. Тайна, на самом деле, в том, что у него вообще с головой творится. Человек абсолютно невменяем. Я, к твоему сведенью, выгораживаю вас не первый месяц. Но, если тебе угодно, я, конечно, отстану.

Снейп повернулся и решительным шагом направился к калитке, ведущей на Брикстон-роуд.

Розоватое небо. Грязные сугробы. Все хитросплетения высоких целей и политических идей рушатся, как карточный домик.

А он-то думал! Что думал? Они сами такие умные? Всего-то община тинейджеров, никакая не террористическая организация, черт бы побрал Захарию с его теориями. Тоже мне, лидер нашелся. И зачем? Зачем?.. Чтоб Снейп... его выгораживал?..

Высокая фигура в черном замерла у ограды. Что это? Прощается?!

– Постойте! – А как мороз, оказывается, дерет горло! После двух суток безвылазного сидения в подвале, пропитанном никотином. – Постойте, я... я сейчас.

Снейп слегка кивнул и обернулся, с интересом глядя на то, как Гарри судорожно роется в карманах. Помятая пачка «Эссе лайтс»... пустая. «Вирджиния»... пусто. Сигарет шесть осталось в «Лаки Страйк», самые отвратительные. Все равно жалко. Ладно.

– Вот...

Снейп молча взял пачку и стал задумчиво крутить ее в пальцах. Не желает уходить.

– На самом деле все это замечательно, Поттер, – он медленно поднял голову, не замечая, что смотрит не на Гарри, а бессмысленно – в пространство за его спиной, – на самом деле, все это очень полезно. Всю жизнь вас ограничивали, вы поломанное, исчерканное правилами и ограничениями поколение. Да ещё эта война.

Он помял одну сигаретину в пальцах и неожиданно сверкнул откуда-то из рукава «люмосом». В его пальцах застыл тлеющий огонек; профессор медленно поднес сигарету к губам и неторопливо, с наслаждением затянулся.

– Вы все – изголодавшиеся люди... – выдохнув острый, ароматный дым, произнес он, – нет, на самом деле, я отлично понимаю этого вашего Захарию и иже с ним. Вы ведь дети ещё, а уже, поглядите-ка, государственные преступники. Сейчас вам дана свобода, которой вы не получили бы ни за что и никогда – вот вы и отрываетесь кто во что горазд, играете в свои игры. Устраиваете запретное пиршество, пока можете, пока не поймали... нет, – он снова выдохнул дым прямо в лицо Гарри, явно того не замечая, – нет, я вас действительно понимаю. Изголодались по самостоятельности, нарушениям, адреналину. Ну, вперед.

Неожиданно он смял недокуренную сигарету в пальцах и затушил огонек. И тут же посмотрел на окурок в руке так, будто недоумевал, откуда это могло взяться.

– Право же, Поттер, ну и дрянь, – сказал он, швыряя бычок в сугроб и притаптывая сверху талым снегом, – не рекомендую.

* * *

– Пидор.

Вероятно, это должно было стать началом разрушения изнутри. Отвратительное, злобное слово. Выплюнутое сквозь стиснутые зубы.

Дело шло к восьмому марта, и они долго обсуждали, чем бы порадовать свою единственную и неповторимую, пока та вкалывала на собеседованиях. В результате Гарри выпало бежать в единственных целых – на десятерых – кроссовках в супермаркет за продуктами к праздничному ужину.

Когда он, замерзший – чертова обувь, снег все-таки забивался вовнутрь, открыл дверь плечом и кое-как протиснулся в дом с кучей бумажных пакетов – неожиданно понял, что не может пошевелиться. Как давно это было?.. Вероятно, с окончания войны. Он уже успел забыть о том, каково это – запах крови, тяжелый, тошнотворный, звуки ударов, едва сдерживаемые всхлипы.

Там, в углу комнаты, скорчилась фигура человека. Закрыв лицо руками, подтянув к подбородку ободранные колени...

Малфой.

– Флинт! – заорал он, швыряя пакеты, – Флинт, мать твою, что ж ты, гадина, делаешь?! Что ты... твою мать... творишь?..

Ногами, кулаками в лицо, явно злобно, желая навредить, покалечить – господи, как же хорошо, что у них не было палочек! Гарри замер, растерянно озираясь – ну неужели одни?

– Гарри, – то ли всхлипнув, то ли выдохнув от облегчения, откуда-то с антресолей скатился Дэвис – здоровяк!

– А ты что... что же ты ничего не делаешь... ты же... – Дэвис огромный как слон. Какого черта он молчал?! – Помоги мне... кто здесь ещё?!

Вместе они кинулись и с огромным трудом оттащили Флинта. Бледный, разъяренный, он даже не понимал, кажется, что происходит. Малфой так и лежал, скорчившись, на полу, вздрагивая всем телом при каждом звуке.

Как только они с Роджером отшвырнули Флинта в сторону, народ стал как-то незаметно подваливать со всех сторон. Изменившиеся, виноватые лица.

– Вы что, не видели, что происходит? – Гарри обвел парней яростным взглядом, Мерлин, половина выше его на добрых полголовы. – Раздери вас горгулья, а если бы он его убил?

Малфой с тихим стоном перевернулся на спину и прижал рукав к кровоточащему носу. Краем глаза – слава богам, кажется, ничего серьезного – как он вовремя... Флинт... не успел.

– Из-за чего вообще вся заваруха?

– Гарри, он... – Дэвис сделал неуверенный шаг вперед, – дело в том, что он...

– Гомик поганый, – глухо и злобно выплюнул Флинт, – вот кто он такой.

Гарри застыл на месте, не решаясь повернуться. Хотя... надо признать, хотелось. Так вот с чего все это взялось. Вот откуда эта таинственность.

Вспомнилось все сразу: напряженные, натянутые отношения между Флинтом и Малфоем с самого начала, мрачные взгляды из полумрака комнаты, вечера, когда Малфой терзает гитару, его ногти с остатками черного лака перебирают расстроенные струны, его голос... взгляд... его волосы. Его поведение. Его молчаливость.

А он-то, Гарри, думал, это все из-за войны. Один исправился, другой сбежал. Семейные разногласия. Флинт ведь... на сколько лет он его старше?

– А вы почему... раз гей, значит, что, убить его надо?

Возможно, ему не хватало ярости и угрозы. Захария бы не одобрил, но сейчас в его голосе звучало лишь искреннее удивление. Да что, в самом деле, что за детский сад? Красноречивые взгляды говорили лучше любых слов. Нет, не убить, конечно, но... «Пидора» не любили. И не любили сильно. Боялись за свои задницы, что ли? Глупость какая.

– Так что...

– Позвольте, – Захария Смит с важным видом выступил вперед и достал блокнотик, – от имени всех присутствующих скажу, что мы отнюдь не против такого правомерного и конституционно подтвержденного явления, как гомосексуализм, однако...

Вот урод. Пыжится, как всегда.

И это, видимо, было уже слишком. Гарри сразу же припомнил ему все – и планирование стратегических операций, и высокие цели, и вчерашние презрительные слова Снейпа – «тайна, что у него в голове... « – и вообще, все.

Хватит с него этой хуйни. Хватит этой фальши. Сыт по горло.

– Иди в жопу, Смит, – без обиняков заявил он. Под всеобщее молчание он так же молча подхватил Малфоя подмышки и помог ему подняться.

– Пойдем, – сказал он, и повернулся к ребятам, – парни, ужин для Гермионы за вами. Продукты... на полу.

* * *

– Что ещё болит? Руки-ноги целы?

Он сидел на краю своей кровати, в кровать уложил Малфоя, это было легче, чем затаскивать его на второй ярус простых кроватей. И большим плюсом было то, что их от остальных отделяла лестница, а если поставить ширму, то даже звуков не слышно.

Сидел, сжимая палочку во вспотевших ладонях. Если что... что ж, будь что будет. Если Флинт ему что-то сломал, к врачу они не смогут показаться. Ни к магглскому, ни к волшебному. Придется рискнуть и лечить заклинанием...

– Дурак? – Малфой с трудом поднялся, вот ведь кислая морда. – Хочешь всех тут подставить?

– Просто скажи, если чувствуешь перелом, – терпеливо повторил Гарри, – я тут главный. Это не твое дело, стоит мне использовать магию или нет.

– Благороден, как и все гриффиндорские идиоты, – пробормотал Драко. Удивительно, даже в таком состоянии он вызывает острое желание поддать ему с ноги. Но Гарри не станет уподобляться Флинту, хотя, конечно...

– Я бы на твоем месте не рыпался, Малфой. Лежи уж, раз ничего не болит.

Синяки, ссадины, разбитый нос и губа. Неприятно, но не более. Облегчение...

Они помолчали.

– Поттер?

Это правда, что голос Малфоя как-то по-другому звучит?

– Да?

– Зачем ты стал мне помогать? То есть – да, я понимаю, всякие там моральные принципы и труп некуда девать. – Он шутит? Малфой шутит?! – Но все же... тебя... что, не смущает?

– Что меня должно смущать? Что ты... – голубой? Гей? Гомосексуалист? Черт, а это правда?

– Да... да, черт подери, правда.

Малфой с силой втянул носом воздух, кровотечение, кажется, остановилось. Подтянувшись на локтях, он сел в кровати и открыл глаза.

– Уже очень давно. Со школы. У меня даже родители знали, – он горько усмехнулся, – все знают. Даже... Даже Грейнджер знает.

– Гермиона? – Гарри тихо охнул. – Ты ей сказал?

– Знаешь, она сама догадалась. Умная девочка. Хоть и...

– Не смей при мне говорить это слово.

– Ладно.

Гарри попробовал сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом. Не получалось. Вопрос упорно лез в голову.

– Слушай... я знаю, в магическом мире это распространено больше, чем в магглском... скажи, а...

«... есть ли подобные... подобные люди среди наших общих знакомых?»

Это то, что он хотел сказать? Малфой понял. Устало покачал головой и посмотрел на него, как на малолетнего идиота.

– До фига. Знаешь, что Флитвик...

– Флитвик?! – Гарри поперхнулся. – Да с кем же он...

– Говорят, по молодости развлекался, – туманно ответил Малфой, – ещё отец... Отец Гойла... Сам Гойл.

Вот почему они не конфликтовали? Гарри почувствовал, как неудержимо краснеет. Снизу раздавался звон тарелок и весьма аппетитные ароматы еды.

– Знаешь, мне кажется, я не очень хочу про это слушать, – выдавил Гарри.

– Нотт, – безжалостно продолжал он, – Снейп. Биннс в молодости...

Что...

– Стоп. Кто-кто? Снейп?! Правда?..

Комната просто поплыла перед глазами. Это было слишком... Это определенно что-то, о чем ему, Гарри, совсем необязательно было знать.

Ох.

Блин.

Да что такое, в самом деле, с миром творится? А ведь он совсем не похож... Стоп. А ты, что знаешь, на что они похожи, Поттер? Ты что у нас, специалист по голубым? Засунул бы, в самом деле, свои представления о прекрасном в задницу.

– Ты же хотел знать, – пожав плечами, сказал Малфой.

И то хорошо. И то слава богу.

– А он... – черт подери, он похож на сплетницу из восьмого класса, – он с кем-нибудь?..

– Нет, – неохотно протянул Малфой, – а ты чего такой любопытный? Вон, Грейнджер пришла. Поздравь ее от меня с ведьминским днем, что ли.

* * *

Обитатели общины с молчаливого согласия Гарри дружно решили делать вид, что ничего не произошло. Стол был накрыт, цветы по собственной инициативе притащены Роном – кажется, он потратил на это все свои оставшиеся деньги.

Ответственным за готовку был назначен мелкий Криви, который, как выяснилось, один из всех имел наиболее четкое представление о том, в каком порядке мама кладет в суп овощи. В роли главного ассистента выступал Дин, большей частью путавшийся под ногами и украшавший все листиками укропа.

Ну и, разумеется, над всеми командовал Смит.

– Я могу руководить готовкой, – заявил он, – всегда нужно, чтобы кто-то руководил, иначе будет бардак.

– А не слишком ли много тебе руководства? Устанешь же, сам запутаешься. Ты и главный по стройке, и по хозяйству, – один из двух тихих рейвенкловцев, игравших охотниками в факультетской сборной, впервые подал голос.

Смит на глазах стал надуваться, готовясь выступить с сокрушительной речью, и Гарри пришлось в срочном порядке прийти на помощь, прежде чем Смит начнет говорить:

– Захария, а давай мы тебя просто Самым Главным назначим, хорошо? Что-то вроде общего руководства.

Рейвенкловцы прыснули в кулак, но Смит и глазом не моргнул.

– Это само собой разумеется, – абсолютно серьезно сказал он, властным движением отодвигая Поттера в сторону. – Это, Гарри, само собой разумеется.

И тут же в дверь позвонили.

– Это ко мне, – по привычке протянул Гарри и помчался наверх.

Внизу раздавались восторженные благодарности счастливой Гермионы, и на душе сразу стало легче. Парней он уже почти простил... Вот будет хорошо, если Гермиона хотя бы сегодня в порядке благодарности чмокнет Рона.

Вот тогда все будет совсем хорошо.

За дверью, как всегда, стоял Снейп.

– Как никотиновая диета, Поттер? – ехидно поинтересовался он с порога.

– Отвратительно, – буркнул Гарри. И вспомнил.

Разговор с Малфоем. Тарам-дам-дам. Теперь, Поттер, ты во второй раз в жизни смотришь на гея. Зная, что это гей.

Зрелище его не воодушевило.

Эй, Снейп, хотелось крикнуть, а на улице-то март месяц, снег тает, солнце светит, все преображается! Нет, это человек осени. Бесконечных, унылых сентябрьских дней.

Может, он ни с кем не живет, потому что ему никто, простите, не дает? Гарри хмыкнул, не забывая про ментальный барьер. Хмы! Вот тебе. Интересно, какого это...

О, нет, не думай об этом...

– Что вы так уставились на меня, Поттер? У меня вторая голова выросла или что?

Гарри быстро моргнул.

– Вы зачем пришли? Какая-то опасность?

Снейп стоял и молча изучал его взглядом. Холодно как и мутит. Сколько же он не ел? Сейчас все, небось, начали без него... А он тут... время, блин, тратит. И – интересно – сколько же он не курил? Курить хочется...

Черт бы побрал его «никотиновую диету»! Ни у кого ведь не стрельнешь, всем самим мало. А у Гермионы, да ещё накануне восьмого марта, деньги на сигареты клянчить совести не хватало. Кошмар.

– Я принес вам на Восьмое Марта, – Снейп издевательски ухмыльнулся и всунул ему в руки пакет, – держите и, Мерлина ради, не уроните. В этой дыре жить невозможно... у вас вид...

Снейп неожиданно замер и весьма бесцеремонно схватил его за щеку, притягивая ближе.

– Ай! Больно!

– Не шевелитесь. Откуда... это кровь?

Тьфу, блин. Этого ещё не хватало.

– Да отпустите же. Это не... не моя. У нас было... происшествие.

– Что? – брови профессора поползли вверх. – Кто-то пострадал?

– Нет-нет. Я смотрел.

– Он смотрел! Кто из нас двоих – дипломированный зельевар, сведущий во врачебном деле?

Он ворчал ещё с минуту. А потом ушел.

Гарри все меньше понимал, зачем он, черт подери, приходит.

* * *

Дверь приоткрылась, и Гарри неслышно проскользнул в комнату.

– Ну, как ты?

– Ты превратился в заботливую мамочку?

– Как видишь.

Малфой приподнялся на локтях. Опухоль с его лица сошла почти полностью. Внизу раздалось неумелое бренчание гитары и пьяный голос Симуса:

– Я смотреть на него не решаюсь,
Патронажа его не лишаюсь.
Разве только его укрощу
Развращу и с балкона спущу.

Отлично, Симус.

– Я, Поттер, не удивлен, – Малфой фыркнул, внизу громыхали пустой посудой, день клонился к закату. – Что это?

– Он принес.

Гарри присел на край кровати, как в прошлый раз, и принялся вытряхивать вещи из пакета. На простыню вывалились несколько свертков. Деньги... Пальцы задрожали, пока он снимал резинку с бархатного мешочка. И много. Пальцы совершенно не слушались.

– Дай сюда, смотреть противно, – Малфой выхватил мешочек и как-то очень профессионально взвесил его на ладони, – фунтов двести, не меньше. Монетами.

– Охренеть, – выдохнул Гарри, – посмотри-ка, что тут.

Малфой подполз ближе, и Гарри зажег лампу на масле – в неверном свете тусклого огонька они разбирали свертки, сидя на кровати, разворачивали и долго изучали содержимое, не в силах поверить, что это реально, это перед ними.

Деньги... на этот раз банкнотами. Даже страшно смотреть, сколько там. Может, для других и немного, но для них – целое состояние. И книги.

«Воспитание ума», Дж. Рентис.

– Все, дальше даже смотреть не буду, – фыркнул Гарри, – мне название уже не нравится.

Малфой развернул стопку. Стихи Киплинга.

– Он знает, что делает, Поттер, – сказал он, – это все о стойкости. Мужестве. Способности в самых сложных ситуациях оставаться человеком. А ты просто...

– Ладно, заткнись, – сказал Гарри, – поверить не могу, Снейп притащил нам чтиво. А это что?

Из последнего свертка вывалилась и покатилась по кровати связки чего-то отдаленно напоминающего самодельные папиросы. Вернее, это были палочки из сухих, спрессованных листьев, и пахли они как-то странно... но знакомо.

К ним прилагалась записка.

«Нет ничего легче, чем бросить курить, – пишет Уайльд, – я делал это раз тридцать. Никотиновое голодание не приведет вас ни к чему хорошему. Читайте Киплинга и курите... уж лучше это, чем «Лаки Страйк». На первых порах будет непросто, но привыкните. Снижайте количество вредных веществ в легких, эти сигареты я сделал сам, они не вызывают привыкания».

– Сильно, – сказал Драко, откидываясь на подушку.

– О.

– Приехали. Теперь он приносит тебе сигареты... Ну, что ты сел, Поттер? Раскуривай давай. Попробуем эту дрянь.

* * *

– Вас не было две недели.

Гарри стоял, даже не вдыхая дым, а нервно покусывая кончик сигареты. Апрельское утро в их неухоженном райончике напоминало февральскую оттепель. Грязи по колено, хоть и светит солнце.

– Да, мне... мне надо было уехать. Проветриться. Сказали бы, захватил бы галоши.

– Я думал, вы все это нахер бросили.

Лицо Снейпа, изменившееся на какую-то долю секунду, вновь приобрело совершенно каменное выражение.

– Дурное настроение, Поттер? Не выражайтесь. Я с вами миндальничать не хочу и не буду.

Соблазн огрызнуться был велик. Но Гарри промолчал.

После вчерашнего огневиски гудела голова. Солнце слепило – Мерлин, сколько без визитов Снейпа он не видел солнца? Ну да, правильно, где-то две недели. Смотреть в зеркало не хотелось.

Ничего не хотелось. Вообще. Весна выдалась нервная.

– Я был в Министерстве, – сказал Снейп, – там неспокойно. Они, кажется, понемногу перестают верить моим байкам. Час грядет, Поттер. Это как раз то, о чем мы говорили. У нас могут быть проблемы...

Гарри выругался тихо, но очень изощренно. Проклятье, за десять минут торчания во дворе настроение портится на недели вперед. Опять плохие новости. Снейп пришел для того, чтобы принести плохие новости.

Под коркой грязи текли ручьи, и кроссовки промокли насквозь, совершенно.

Он стоял и глупо перетаптывался на месте. Проблемы. Проблемы. Проблемы.

– У нас? – он резко вздернул подбородок. – Вы хотите сказать, у «нас»?

Снейп сердито фыркнул, но Гарри не дал ему ответить.

– Вы, вероятно, хорошо проводите время, – тихо заговорил он, – поездки «проветриться», уютное местечко под крылышком Скримджера, ещё, небось, и зарплату платят... Признайтесь, какое вам все-таки дело до кучки беглых преступников и этой загнивающей дыры? Зачем вы приходите сюда, зачем? Я пытался дознаться, но от вас, учитывая семь лет нашего общения, я привык ожидать худшего, черт подери!

Снейп дернулся.

– Поттер, я...

– Знаете, что раздражает ещё больше дурных новостей? Это притворное сочувствие. Это не ваши проблемы, профессор. Далеко не ваши, и не пытайтесь быть причастным ко всему этому... мы выгребемся как-нибудь, а благотворительности...

– Поттер...

–... благотворительности нам не нужно. Спасибо большое за сводки новостей, мы как-нибудь переживем все это. Верите или нет, но мне не нужна эта ваша...

Хлоп.

Гарри осекся и поглядел на профессора мутным взором. Ну и что.

Вид у того был... словом, это явно было что-то из арсенала самых угрожающих взглядов. Если не убить, так сильно покалечить.

– Вы все сказали, Поттер? – тихое, угрожающее шипение. – Значит, ещё большей самостоятельности вам захотелось? Нет, я беру свои слова обратно – это не просто голод, голод вы бы уже давно утолили; это вечный голод – ваше слабоумие, ваша сумасбродность, безумное стремление к независимости вкупе с извечным желанием нахамить в ответ тому, кто пытается... – Снейп перевел дыхание, – пытается...

Слова кончились? Ну надо же, а как все красиво начиналось. Снейп стоял перед ним выпрямившись, сжимая и разжимая кулаки, будто пытаясь удержаться от того, чтобы не схватить его и не начать трясти за шкирку.

– То, что вы банально не умеете ценить людские поступки и добро, это ладно. Мне никогда не было нужно... вашей благодарности. Вот вашей фальшивой благотворительности мне не надо. Но меня поражает то, как вы, сами того не замечая, отрицаете любую возможность... шанс на то, что это может быть не издевка и не жалость, или что ещё вы там себе напридумывали! Если я взялся вам помогать, значит, это все с какими-то... намерениями, так вы обо мне думаете?

Снейп явно волновался, хоть и пытался этого не показать, на его щеках даже появился румянец, и он автоматически отошел на несколько шагов, будто пытаясь выстроить какое-то подобие воображаемого барьера, – но и тут все его попытки покатились ко всем чертям, потому что он тут же дернулся вперед и оказался с Гарри чуть ли не нос к носу.

– Вы весь в своего... вам... вам плевать...

Гарри открыл рот и тут же его захлопнул. Протестовать... не получалось. Снейп был так близко, это поражало – он мог разглядеть нечто удивительное в его глазах – дикую смесь злости, растерянности и... страха.

А ещё... было ещё что-то. Что-то, что он точно не должен быть ощущать – но это было, потому что Снейп все-таки схватил его за воротник рубашки, вцепился мертвой хваткой, и он был совсем рядом, и он был... ну, словом, встал у него.

У него – на близость Гарри. А что ж ещё?

Секунду назад он орал, брызжа слюной и чуть ли не касаясь лица Гарри кончиком своего носа, а сейчас стоит, молчит. И смотрит. Вероятно, пытается как-то справиться с собой... но ясно ведь уже, что заметно.

И ясно, что не справится.

Проветриться он уехал, значит. Что же ему, спрашивается, так не давало покоя. А что Гарри мог сказать? Стоял и пытался не опускать глаз. Было бы хуже, если бы он ещё и увидел...

Снейп очнулся секунды через две. Он бы выругался, да, видно, происходящее лишило его дара речи. Отшатнулся с ужасом.

Реально, с ужасом. Вот уж чего никак нельзя ожидать от профессора Снейпа. Отпрянул, сделал несколько неверных, шатающихся шагов назад. Развернулся, чуть не поскользнувшись на льду – и с громким хлопком аппарировал. Он никогда раньше из Брикстона не аппарировал – опасно, засекут. А сейчас просто взмахнул палочкой и исчез.

В таком состоянии – удивительно ещё, что не по кускам.

6. 1999 г., апрель-май. В ОСАДЕ

– ДОМ ОКРУЖЕН, ДОМ ОКРУЖЕН, ПОВТОРЯЕМ... У ВАС НЕТ ВЫХОДА. ДОМ ОКРУЖЕН.

У вас

нет

выхода.

Гарри сидел на полу и тупо пялился в стену. Это все? Неужели это – конец? Так быстро? Их весна закончилась ранним субботним утром, когда он проснулся в кресле, обнимая пустую бутылку, и голова трещала, перед глазами все плыло. Дверь распахнулась с грохотом, и в комнату влетел Деннис с безумными выпученными глазами.

Замер в дверях, открывая и снова закрывая рот, бессмысленно глотая воздух.

– Что... что ты молчишь?... Что там, черт подери... ? – Гарри вскочил и схватил Денниса за плечи.

– Я возвращался из магазина... авроры... они за углом... целый батальон, не меньше... так близко... так близко...

Деннис вырвался и метнулся на кухню, схватил чугунную сковородку и принялся неистово стучать по ней половником, от грохота задрожали стены.

– Спускайтесь!! – завопил Денис. – Все спускайтесь, бежим! Бежим отсюда. Быстро, бе...

Флинт застыл в дверях, сонно моргая. Гермиона, полуголая, замотанная в одну только лишь простыню, сбежала с лестницы, за ней растерянный Рон на ходу натягивал штаны.

– Что случилось?! Что слу...

И тогда они врубили Сонорус.

– ПОВТОРЯЕМ... ДОМ ОКРУЖЕН.

Какое-то время никто не мог вымолвить и слова. Снаружи раздавался грохот, они чем-то шарахнули по входной двери, но спускаться не спешили. Гарри ринулся на лестницу, откуда был виден кусок двора.

Их было человек десять, не меньше. Все в форменных мантиях, с палочками наготове. Охота на государственных преступников, так ведь... «В Министерстве стало неспокойно» – тут же вспомнились слова Снейпа.

Из-за того, что произошло и прозвучало после этих слов, Гарри забыл о предупреждении. Вот так он всех и подставил, верно? Хотя... что они могли сделать? Всему когда-нибудь приходит конец.

– Конец? – почти неслышно прошептала Гермиона. Гарри мог разглядеть мурашки на ее коже и как побелели костяшки пальцев у Рона, выхватившего свою палочку.

– Похоже на то, – сказал он, – остальных будите. Идите, идите наверх. Все должны быть здесь через минуту.

Что будет... непонятно. Они должны их арестовать, не так ли? Арестовать, и куда... его в психушку. Остальных – под суд. Странно, они считаются опасной молодежной группировкой? Они, за все время проживания здесь ничего толком и не сделавшие, если не считать неудачного поджога продуктового ларька.

– Когда-нибудь это должно было случиться. Когда-нибудь.

Гарри замолк и оглядел своих сожителей. Все как один сонные, испуганные, лица бледные и тревожные.

– Вопрос в том, что делать сейчас.

– ПОВТОРЯЕМ... ВЫ ОКРУЖЕНЫ. ВЫХОДИТЕ ПО ОДНОМУ С ОПУЩЕННЫМИ ПАЛОЧКАМИ. ПО ОДНОМУ... С ПАЛОЧКАМИ.

– Погибли, – чуть слышно произнес Деннис. Кажется, у него покраснели глаза. Все повернулись к нему со странными, изменившимися лицами, и в этот момент Смит вскочил на ноги и широко ухмыльнулся:

– Черта-с-два! Этим подонкам... они не посмеют нас взорвать. И они побоятся ворваться.

– Это ещё почему? – хмуро поинтересовался Флинт.

– С нами Гарри, вы что, забыли, кто это? – Смит ткнул пальцем в Поттера, сгорбившегося и всклокоченного. – Самый могущественный волшебник современности! Да они и подойти-то к нему не посмеют ближе, чем на пять шагов.

Все молчали, переваривая смелое заявление.

– Смит, ты безумец, – сказал Симус, – нас всех отправят в Азкабан без суда и следствия.

– А что, ты думаешь, суд и следствие тебе помогут? Один хрен. Все равно в Азкабан, ребята... По-моему, помирать, так с музыкой. Дайте я скажу этим ублюдкам...

– Захария, ты спятил! – Гермиона бросилась вперед и вцепилась в полы его ночной рубашки. – Никуда ты не пойдешь, глупец, ты нас всех погубишь!

Гарри неожиданно выступил из полумрака комнаты в яркую полосу света. Потребовалось чуть больше минуты, чтобы попробовать на вкус эту новую мысль. Этот новый протест.

Безумие? Конечно, безумие. Но они – конченые люди, им всем и так дорога в лечебницу или Азкабан. Им нечего терять, так, в самом деле...

– А я, ребята, люблю это место, – крикнул он, перекрывая грохот с улицы – авроры взялись оборудовать себе площадку, – думаю, нам есть за что побороться, а? Как вы считаете?

Ответом ему было ошарашенное молчание.

* * *

Пятый аврорский батальон закончил подготовку площадок вынужденной обороны. Это значило, что если по ним будут палить заклинаниями из окон, они смогут быстро поставить щиты. Все равно никто из них не чувствовал себя... уверенно.

Список государственных преступников, «вооруженных и крайне опасных», проживающих в подвале дома номер двенадцать по Брикстон-роуд впечатлял, если не сказать больше. Юный мистер Малфой больше суток провел в Тайном Отделе. Договаривался, любезничал, торговался. Вид у него был такой, будто только вчера из могилы вылез.

А ведь он жил там, в этой общине. Если бы только он захотел что-то им поведать о тамошней жизни... пусть и не во время допроса, а хотя бы в перерыве на ланч, за пинтой пива...

История о хогвартсовских выпускниках-героях, основавших собственную коммуну, была самой увлекательной легендой Тайного Отдела за последние несколько лет.

Они протоптались в чертовом дворе до вечера, повторяя требования и предупреждения. Из проклятого дома не доносилось ни звука. Самое интересное началось, когда стемнело.

Хоть какое-то действие...

Из подвального окошка с западной стороны, там, где стена была грязной и обшарпанной, со всякими неприличными записями, а двор был усеян кусками битого стекла, прямо над накарябанным на стене словом «хуй» вылезла изящная женская рука с розовыми ноготками и выставила вперед средний палец.

Рука была без палочки, защитные рефлексы не сработали. Как один, авроры потянулись с злополучному окошку и стали молча смотреть на эту руку.

Рука не двигалась минуты две.

Пальчик был тонким, чистеньким, на нем поблескивало серебряное колечко. На него можно было ещё очень долго тупо, не отрываясь, смотреть, но Джеффри Гайд вовремя очнулся и, прокашлявшись, вновь наложил на себя Сонорус.

– ПОВТОРЯЮ. ПО ОДНОМУ, ЧЕРЕЗ ГЛАВНЫЙ ВЫХОД ИЗ ЗДАНИЯ... БЕЗ ПАЛОЧЕК. ПОВТОРЯЮ...

– Хер вам.

Рука убралась.

– Что? – оторопел Гайд и опустил палочку. Собственный голос прозвучал в гнетущей, угрожающей тишине как-то жалко.

На какое-мгновение в окошке снова показалась прелестная девичья мордашка в веснушках, с кудряшками и всеми делами. Девочка улыбнулась аврорам, лукаво, с хитринкой, подмигнула и произнесла:

– Никуда мы не пойдем. Нам и так хорошо.

– Эээ-эээ, мисс, – в списке точно, ну точно не было никаких девчонок, что за чертовщина творится? – Мы же будет вынуждены принимать меры.

– Принимайте, – снова улыбнулась девушка, – мы все скоро умрем.

Она замолкла и задернула окно поломавшимися деревянными жалюзи.

На какое-то время во дворе наступила полная тишина. Эта девчонка все делала не так... Только сбивает с толку. Сколько ей, черт подери, лет? Восемнадцать? Девятнадцать?

Им всем столько же. И Гарри Поттер... Гарри Поттер. Сколько их предупреждали о тройной защите и усиленных щитах. В результате ничего из всего этого не используется, а к дому подойти страшно.

– Там дети, Гайд, – севшим голосом произнес аврор, что ближе всех стоял к окошку, – и женщины. Мы ведь не станем...

– Разумеется, мы не станем их оттуда «инсендио» по кускам вытаскивать, – Гайд вздохнул, – но и так просто забираться внутрь опасно.

– Нам говорили не вступать в прямой контакт с Поттером. После того как бедолага потерял рассудок, его сила стала совершенно непредсказуемой. Он младенцем мог без всякой палочки на месте испепелить, а сейчас...

– Только добровольно, – пробурчал Гайд, – идти на переговоры? Переговоры с государственными преступниками? Или в Министерство за разрешением на крайние меры?

Солнце медленно опускалось за горизонт, и уже скоро пятый аврорский батальон накрыла кромешная тьма.

* * *

Одна-единственная свечка, горевшая в темноте, навевала какие-то неприятные, могильные мысли. Флинт заявил, что если ему немедленно не дадут выпить, он пойдет и собственноручно, без всякой палочки набьет этому Гайду морду, и пусть потом что хотят, то с ним и делают.

Не без колебаний последняя бутылка огневиски была ему вручена, и Флинт, хмуро пожелав всем дожить до рассвета, самоудалился. Хоть легче стало.

Что касается боевого духа... что ж, первая эйфория прошла, когда они с Роном валялись в корчах на полу, пока Гермиона строила аврорам глазки. Истерическое хихиканье, весь долгий, безумный день не смолкавшее в общине, переросло в угрюмое, напряженное молчание.

– Они не могут применить силу против детей просто так, – сказал Смит, что-то вычеркивая в блокнотике. – Отправились за специальным разрешением.

– Что-то ты больно спокойный, Смит, – не выдержал Дин, – будто тебе не страшно.

– А что? – с поразительным, неожиданным для себя здравомыслием ответил Захария. – Мы сделали то, что сделали, считай, осуждены за неповиновение властям. Так что остается наслаждаться отведенным нам временем, верно?

Они посидели вокруг этой свечки ещё немного, в полном молчании.

– Преферанс? – наконец, предложил Дин, и Симус полез за картами.

– На раздевание Гермионы, – фыркнул Гарри, и Рон высунул из-под одеяла кулак.

Пока расписывали пулю, каждый думал о своем.

– Это ведь он, – наконец, произнес Гарри, – Малфой. Моя вина. Не уследил.

– Гарри...

Гермиона поднялась с кресла и как-то очень нежно, по-матерински, обняла его за плечи.

– Не переживай. Это общая вина... а, может, и никакой нашей вины в этом нет. Драко всю жизнь комплексовал насчет того, что он чему-то не соответствует. Обычная вещь для человека из выдающейся семьи. Родительские ожидания, учительские ожидания, ожидания его друзей...

– Нет, – сказал Гарри, – тут не просто комплексы. Ему никогда не везет. Ни в чем. Не спрашивай, откуда я знаю. Я просто знаю. И я боюсь...

– Что ему не повезет и на этот раз? Останется Малфой с носом?

– Так ему и надо, – встрял Симус со злорадной ухмылкой, – слизеринская тварь.

– А ты представь себе, что вот сейчас этот дом разнесут ко всем чертям, Симус, – тихо произнес Гарри, – и тебя вместе с ним. И получится, что последним, что ты сказал в этой жизни...

– Хватит. Нам и так немного осталось, – Гермиона наклонилась и задула свечу, – не будем злиться. Симус, спой лучше свою песню.

Она уселась с ногами на табуретку. Колода карт полетела на пол. В комнате было темно хоть глаз выколи, и за окошками двигались длинные тени – ночной патруль.

– Изголодавшийся народ, – отчего-то вспомнилось. И Симус запел.

– Положи мне, Христосе, муки
В геометрию правой руки.

Забарабанил по деревянной столешнице.

– Господи, это самая глючная на свете песня, – засмеялась Гермиона, – дурацкая, как вся наша жизнь.

– Одолжи макинтош битокам,
А наркотик оставь беднякам.
Избавляясь от лишнего веса,
На Сан Патрик я вышел из леса...
То ли тучи на городом встали,
То ли мы уже все проиграа-а-ли.

В банке на столе стояла охапка опавших, поникнувших тюльпанов.

«Глючная, как вся наша жизнь».

Он так и не написал письмо Снейпу. Если бы он сделал это хоть на день раньше... Все ещё можно было бы изменить.

Профессор примчался бы за ним из Праги. Решил бы все их проблемы. Они бы сейчас не сидели в этой гнетущей тишине и не думали о том, что с ними будет. А он не написал... Слов у него не было.
Ну и где же они теперь, эти твои слова?

– Это может быть комплекс клошара,
Или, может быть, юность мешала.
Или, может быть, черная кожа.
Или просто уродская рожа.
И зависимость от капитала,
И от дяди с глазами шакала,
И от тети, которой нет дела,
И от собственной крыша лете-
е-
ла...

– Симус...

– Молчу, Гарри, молчу.

А с другой стороны.

Ему, Гарри, стало бы от этого легче? Если бы он раньше отправил злополучное письмо, или Малфой выдал бы их Министерству на день позже, и Снейп узнал бы, и приехал, и помчался бы его спасать? Ему от этого стало бы легче?

Сколько раз уже Снейп спасал его шкуру? Сколько раз он уже был профессору обязан? И как после всего этого у него, Гарри, ещё наглости хватает думать о том, что вот, мамочка-Снейп приехал бы за ним, спас их всех, и все было бы хорошо?

Самому аж противно стало от этих мыслей. Неужели... неужели у него, Гарри, своей головы на плечах нет? Или они, правда, не больше чем безмозглые подростки, решившие пошутить с Авроратом шутку, за которую всю жизнь будут расплачиваться?

Снаружи было слышно, как мерно вышагивали часовые.

Симус сидел и неотрывно смотрел на пламя свечи. Гермиона сходила наверх, уложить Денниса спать. Вот уж кому и в самом деле пришлось тяжело... Эх, шестнадцатилетний.

Захария... Захария пишет.

– Эй, Смит.

Тот поднял голову и прищурился.

– Не отвлекай меня, пожалуйста, – пробормотал он, – ситуация критическая. Необходимо действовать.

– Как? – горько усмехнулась Гермиона. – Как тут подействуешь? Предлагаешь достать палочки и выйти против батальона авроров? Смит, это самоубийство.

– Да, – спокойно сказал Захария, – ты права. Если рассуждать здраво, ещё ничего не потеряно. Мы можем сдаться в любой момент, они все равно предупредят, если решат пойти на... серьезные действия.

Гарри неуютно поежился. Захария Смит впервые говорил спокойно и рассудительно, ничего из себя не строя, – и от этого всем стало не по себе. Должно быть... должно быть, они все же его недооценивали. В критических ситуациях Смит действительно преображается.

– Но сейчас наше преимущество в том, что мы выиграли время. У нас точно есть эта ночь и, возможно, завтра на то, чтобы подумать, что делать будем, когда выберемся. Или когда нас силком вытащат отсюда. Понятное дело, что следующим пунктом назначения станет Аврорат. Вопрос в том, как выкручиваться дальше...

Снейп. Снейп. Снейп...

Мерлин, как его не хватает.

* * *

Позже, через несколько месяцев, а может быть, лет, Гарри понял, что дали ему эти дни.

Ровно трое суток они просидели в осаде, пока рефлексирующий и нерешительный Гайд, добрый в душе человек, слишком добрый для аврора, поднимал на уши все Министерство на предмет «особых мер». Даже учитывая святую уверенность авроров в том, что Гарри Поттер совершенно сошел с ума, ни у одного из них не поднялась бы рука послать заклинание против человека, который сам когда-то спас их жизнь.

Кроме того, обычные правила – ждем сутки, не отзываются, применяем силу – на детях никто не решался... применять. Авроры сидели во дворе, жмурились на солнце, бегали в ближайший магазин за кофе, травили военные байки и играли в плюй-камни. Ждали.

Гайд пропадал в Министерстве. А в общине... в общине творилось нечто странное, и это-то было важнее всего.

Те сумасшедшие три дня, проведенные как будто во сне, научили Гарри ценить каждый миг, каждую минуту. Молчаливое, томительное ожидание сменялось истерикой, истерика – злостью, злость – раскаяньем и всепрощением. Они обнимались с утра на кухне, потому что каждый день становился праздником, каждый день – как день рождения.

Больше не существовало экономии и отказов себе в чем-либо. Гермиона надевала вечернее платье цвета электрик, закручивала волосы в высокую прическу, становилась на каблуки и шла в их маленькую грязную кухню готовить завтрак.

– Если нас сегодня поднимут на воздух, платье никто не оценит, а жаль, я на него двести фунтов потратила, – вздыхает она, и Рон благоговейно проводит пальцами по ее плечам и открытой шее.

Криви жмурится от удовольствия, когда вместо обычных хлопьев на завтрак Гермиона накрывает оладьи по-французски с джемом, которого всего-то полбанки осталось.

Но самое важное, что он смог почувствовать в полной мере, – это ожидание. До дрожи, до боли, до этого выматывающего, болезненного раскаянья – время было и вместе с тем его не было.

Он мог сидеть и целыми днями сочинять одно-единственное письмо Снейпу, прекрасно зная, что никогда не сможет его отправить. В этом была какая-то сумасшедшая ирония.

Все черновики летели к черту, он мог исчеркать тетрадку о том, как он живет, кто что сказал, как они все завтракают французскими блинчиками и что он никогда не пробовал ничего вкуснее.

Рассказать о том, как смешно выглядит Гермиона в вечернем платье цвета электрик с бутылкой пива в руках, когда она сидит на столе и что есть мочи вопит «I am the woman in love», воображая себя то Эллой Фитцджеральд, то Барбарой Стрейзанд.

Рассказать, какие счастливые и отчаянные глаза у Рона, когда он на руках относит ее в спальню, а она жалуется на то, что «по долбанной причине собственной смерти» не сможет прийти на собеседование, к которому готовилась два месяца.

Рассказать, как Деннис Криви, когда ему страшно, берет томик стихов Киплинга и забирается в какой-нибудь темный угол, сидит там и бубнит вслух: «... то помни, сын, ты – человек!»

Многое он мог бы рассказать. Иногда ему даже нравится воображать себе ответы Снейпа на все неотправленные послания.

«Не нойте, Поттер, вот увезу вас в Прагу и раскормлю, а то смотреть страшно, одна кожа да кости. Я надеюсь, вы окончательно бросили курить?». Ему нравится воображать себе город, в котором он никогда не был, площадь с ратушей и зубчатой стеной, похожей на огромного ощерившегося дракона. Он бы шел, опираясь на руку Снейпа, по узким мощеным улочкам поздно вечером и прислушивался бы к звуку собственных шагов.

«Когда будет то, что будет, я хотел бы, чтобы вы пришли ко мне»

Когда будет то, что будет...

А ведь Снейп не знает. То есть вообще ничего не знает... он ждет его, Гарри, ответа.
Не знает, что он, Гарри, тоже... тоже чувствует, и разделяет, и понимает... что эта муть, в которой они варились последние полгода, засосала обоих с головой.

Не знает.

Не знает.

Не знает.

И не узнает больше никогда.

* * *

– Хватит, – Смит резко грохает об стол тяжеленную папку с писаниной.

За окном темнело.

Дин аккуратно сгребает в сторону бутылки с пивом – они под чипсы как-то очень расслабленно и приятно приканчивали последний ящик.

– Что такое? – засмеялась Гермиона, вглядываясь в сосредоточенное лицо хаффлпафца. – Идем в наступление?

– Нет, я думаю о нашем будущем...

– Захария, возьми лучше пива и забей. Будет то, что будет...

– Вот уж нет, – рассердился Смит и снова начал надуваться, – я понял одну важную вещь. Профессор Снейп натолкнул меня на мысль.

Дожили. Уже при одном упоминании этого имени екает сердце.

– Мы сможем выгрестись из всего этого только когда мы вместе, – сказал Смит, – иначе все, капец. Снейп для того нас всех и собрал – он, по сути, дал нам шанс. Я долго думал об этом – почему вместе, чем легче? А потом понял.

– Ну и что ты понял? – все так же насмешливо спросила Гермиона.

– Это дает нам одно реальное преимущество. Дело в том, что одного человека никто не слушает, одному не верят. Нас обвиняют в предательстве нашей страны, и мы должны дать веское опровержение. Люди будут верить нам, если мы будем защищаться вместе. Мы должны выплыть из этого дерьма, товарищи. Иначе судьба наша – мыкаться по всяким лачужкам до конца жизни в лучшем случае, в худшем же...

– Смит, – сказал Гарри, – ты понимаешь, что все эти обвинения ни на чем не основаны? Им нечего выставить против нас в суде, следовательно, судить нас не будут. Нас просто так, сразу...

– Но почему мы должны спорить со Скримджером? – Дин неожиданно вскочил на ноги и подбежал к Смиту. – Слушай, он гений! Не Скримджер, в смысле, а Захария. Ты вспомни лучшие времена, Гарри. Как ты защищался, когда все сильные мира сего ополчились против тебя? Вспомни, ну!

– На пятом курсе выложил всю правду в интервью «Экивокеру», – пробубнил Гарри, – эффект был ошеломительным. Вы предлагаете связаться... с народом?

Все стали как-то очень оживленно переглядываться. И сам он понемногу стал понимать, к чему ведет Захария Смит... И это – удивительно! – показалось вдруг таким простым и таким... правильным.

– Ну конечно же, – с убеждением сказала Гермиона, – у нас наверняка будет возможность сказать слово в свою защиту. В крайнем случае, свяжемся с той же Лавгуд. И правильно говорит Смит – если один напишет, что его оклеветали, ему никто не поверит, но если это напишут все...

Она замолчала, не сводя восхищенного взгляда с папки.

На лице Смита не было ни тени обычной самодовольной улыбки. Он казался очень серьезным и сосредоточенным на работе.

– Только не надо попусту жаловаться, – сказал он, – если выдастся шанс, то он будет единственным. Мы должны не просто обелить себя в глазах магического общества, но чего-то добиться, чего-то существенного. Одной единственной статьей мы должны, по сути, обеспечить себе дальнейшую жизнь.

– Это все равно что просить милостыни у населения, – фыркнул Симус.

Все задумались.

На улице окончательно стемнело. Снаружи, похоже, было куда оживленнее, чем внутри – авроры громко переговаривались, чему-то смеялись, кто-то даже затянул песню. Преступники собрались вокруг стола и напряженно соображали.

– Ладно, расслабьтесь, так ничего не придумается, – наконец, сказала Гермиона, – и – да, Симус, ты прав. Мы не будем ничего просить у народа.

Она выдержала многозначительную паузу и обвела всех торжествующим взглядом:

– Мы будем требовать.

ЭПИЛОГ

– Так что, Поттер? – Снейп оглядел пепелище, – душевнобольные на восемь часов?

Не отвечая, Гарри медленно прошел по двору. Вот и все, что осталось от их прежней жизни – развороченный диван, раздавленные лампочки и пустые бутылки.

Глаза все ещё болели – в лечебнице сказали, что его ослепило вспышкой и вдобавок дало по лицу тлеющей балкой, когда он вытаскивал Денниса из подвала, и времени не хватало вообще.

Ещё сказали, что если бы не Снейп, была бы ему крышка. Но это и так понятно. Если бы не Снейп, всем им крышка была бы с самого начала. Молоденькая медсестра вещала, когда профессор тащил его на руках по коридорам Святого Мунго и чуть ли не вышиб двери в операционную. Как сидел, ни живой ни мертвый в коридоре, пока Гарри залечивали ноги и вывихнутое плечо, и, в конце концов, накрутил себя так, что его потом самого пришлось откачивать.

И, разумеется, Гарри он и вида не показал. Наоборот, нахмурился, как-то неуклюже поинтересовался о самочувствии, чуть ни за шкирку и сюда – сдавать властям до освобождения...

Будто и не было ничего. Ни этой кошмарной ночи в лечебнице, ни его слез, когда Гарри лежал на дороге и смотрел на него, а сзади догорала их родная общага.

Вот ведь подлость человеческая. Что, теперь, после всех этих писем и признаний, в нем проснулась его гипертрофированная гордость?

В чем дело.

Гарри с трудом сфокусировал взгляд и увидел, что же издалека напоминало ему хлопья горелой обшивки-утеплителя. Это бы никакой не пенопласт и не макрофлексовая прослойка. Это оказалась... бумага. Почти не тронутые огнем листки, одни маленькие, другие побольше, усыпали эту разруху.

Он тихо опустился на корточки, и Снейп, забеспокоившись, подошел ближе. Вместе они стали поднимать и разворачивать бумажки.

«Я требую, чтобы они перестали обзываться»

«Я требую, чтобы Гермиона прекратила выпендриваться и вышла за меня замуж!»

«Я требую, чтобы чертов Малфой сгорел в аду... чтоб ему с Гримом на пустой дороге встретиться... «

– Я не могу это читать, – тихо произнес Гарри, опуская руки.

– Постой, – проговорил Снейп, – смотри-ка, какие трогательные.

«Я требую, чтобы все были счастливы, потому что ради этого стоит жить»

«Я требую, чтобы авроры с улицы перестали орать свои песни»

«Я требую пива!»

«Я требую, чтобы моей бабушке заплатили ее пенсию, а то ведь за дом платить надо... «

«Скоро лето, я требую денег»

«Я требую любви!»

«Я тоже требую любви. Я заглядывал ему за плечо»

«Я тоже... требую любви»

«Любви»

«Любви»

«Любви»

– Что за опросник?

– Мы должны были написать, что мы требуем от этой жизни... – Гарри почесал в затылке, – бред какой-то. То пенсии, то пива, то любви.

Снейп посмотрел, прищурившись, на солнце.

– Нет, не бред, – сказал он неожиданно мягко, – если бы меня спросили, я бы тоже, наверное, написал – любви. Проблема только в том, что ее нельзя требовать. А все требуют. И я тоже требую от жизни любви.

– Любви? – Гарри вскочил, в голове неожиданно застучало и нахлынуло все это – горечь и разочарование последних суток. Любви он требует! Так возьми ее, что ты стоишь? Что меня ещё сделать, чтобы ты заметил? Что ещё? Мне кажется, ты издеваешься надо мной, и...

Во рту пересохло.

Снейп смотрел на него этими своими непроницаемыми глазами.

– Если я правильно понимаю, – медленно произнес он, – ответом мне было трусливое молчание. Вы не знаете, чего мне стоило написать вам то письмо. Вы даже не удосужились ответить хотя бы ради того, чтобы я не досаждал вам своими...

– Да нет же, – Гарри поморщился, – господи, как все сложно. Сначала у меня не получалось, главным образом, потому, что я сам себя не понимал, а потом... что ж, потом я не мог написать тебе. Не мог отправить. А ты, конечно же, сразу решил...

– Разумеется, сразу, – сердито перебил профессор, – а что мне оставалось? Твое молчание было весьма красноречивым.

– Кажется, – тихо пробормотал Гарри, – кажется, мы оба друг друга не поняли.

И тихо, без лишних слов уткнулся носом в воротник профессорской мантии. Прижался лбом к его шее, неловко, осторожно тронул рукой его лицо, провел по носу, подбородку, пробежался пальцами по впалым щекам и скулам.

Мир вокруг них – это теплое майское солнце, толпа зевак на противоположной стороне улицы, запах дыма и клубы пыли в воздухе, торчащая проволока и вывороченные бетонные блоки, раскрошившееся стекло и осколки бутылок – все замерло на мгновение, а потом бешено завертелось вокруг, когда Снейп судорожно, до боли, до крика стиснул его запястья.

* * *

Было что-то особенно прекрасное в том, чтобы сидеть в открытом летнем кафе в Косом переулке, где ещё месяц назад были развешаны их портреты «разыскиваются... «

Они бы с радостью разбежались кто куда после того, как их оправдали, но Захария Смит, памятуя старые времена, разослал всем по магглскому интернету (страсть к магглским вещам стала весьма ощутимой после жизни в общине) файл с видеозаписью.

Весьма раритетное видео, за такое сейчас выложили бы немалые деньги.

«Лицо и тело Ведьмополитена» в какой-то прошлой преступной жизни, обряженная в какие-то жуткие шмотки, смеется в экран – такая юная, не накрашенная и какая-то очень правильная и очень честная. Их, прежняя, Гермиона. В письме одной строчкой – место и дата встречи сожителей.

И сейчас они сидели у Фортескью, уже другие, знаменитые, изменившиеся – писатели и журналисты, политики и светские львы, взрослые, взрослые люди.

– Ну, так они были в восторге от моего эссе! – Гермиона скорчила страшную физиономию. – А потом этот их сраный зам. директора схватил меня за коленку и сказал, что в собеседовании остался последний этап, и все, считай, взяли.

– И ты... ? – Рон наверняка уже триста раз слышал эту историю, но никак не мог отвести от жены восхищенных глаз.

– Дала по морде и пошла сниматься на обложку «Ведьмополитена», – фыркнула Гермиона. – Знала же, что рано или поздно я сделаю именно так.

– Это принесло тебе миллионы, – ухмыльнулся Симус, – а уж учитывая твою судимость и темное прошлое...

– Я ненавижу мир глянцевых журналов. Но, знаешь, Симус... это было сделано из чувства сладостного протеста.

Гарри улыбнулся и перевел взгляд на сидящего рядом профессора. Тот когда-то предсказал ее историю, поразительно похожую на историю каждой, кого боги наделили не только красотой, но и умом. Именно Гермиона в соавторстве со Смитом составила знаменитую статью, вознесшую тираж «Экивокера» на немыслимые высоты и собравшей у входа в «Министерство» многотысячную толпу.

«МЫ ТОЖЕ ТРЕБУЕМ ЛЮБВИ»

Не всегда романтической. Не всегда от человека, которого любишь. Любви можно требовать и от правительства, и от государства, от целого мира. Желание встать посреди улицы и заорать «Я тоже требую любви!» должно войти в список врожденных рефлексов.

Вы не пробовали? Это простое действие способно очень здорово изменить вашу жизнь.

Притом, что Скримджер ещё некоторое время продержался на посту министра, ему и надеяться было нечего на грядущие выборы. После такой серьезной промашки он быстро ушел с политической арены. Пока пост занимали, чередуясь и грызясь, несколько его преемников, в каком-нибудь грязном брикстонском подвале подрастало молодое поколение, способное смотреть на жизнь широко открытыми глазами.

– Министром? – Захария отмахнулся. – Можно, я просто буду Самым Главным?

Вот и все, что случилось. Ах, да, ещё Снейп увез его в Прагу – отпаивать лучшим на свете кофе. А может быть, это было сделано из совсем других соображений – скрыться поскорее от глаз назойливой прессы. Журналисты разве что не лезли к ним в постель.

... Где, наконец, они смогли оттянуться по полной.

И Снейп, черт подери, снова оказался прав.

Когда будет то, что будет... оно уже было, только не Гарри пришел к нему, а он пришел к Поттеру сам. То, что будет, перестало их волновать. Их больше интересовало то, что есть.

А потом и эта фразочка в зубах увязла. И, когда Гарри получил, наконец, то, чего требовал, он понял – без всяких сомнений и оговорок – вот что: то, что есть, тому стоило быть.

Конец

Оямада Манта
Спасибо!вот,а вы не хотели читать все *с довольной улыбкой чеширского кота*)))могу выложить еще такого типа фанфы,и еще,возможно,этого же автора

– 3 –

Когда они подошли к самой кромке воды, ремешок туфель Гарри порвался, и внутрь стали проскальзывать песок и мелкая галька. По примеру Снейпа он остановился и снял туфли вместе с носками – идти по влажному, тяжелому песку было холодно, но довольно приятно.

В полном молчании он прошагал за ним по пляжу до того самого летнего кафе, где повстречал его утром, а потом Снейп неожиданно свернул вниз, к самой воде.

Жестом он приказал Гарри не следовать за ним и оставаться на месте. Тот послушно сел на большой мокрый булыжник, не думая о том, как запачкаются джинсы, сел и подтянул колени к самому подбородку. Сидя так, неподвижно, он молча наблюдал за тем, как темная тонкая фигура Северуса в узких, потрепанных долгой жизнью брюках и просторной рубашке медленно удаляется от него по кромке воды.

Снейп шел, не поднимая головы, руки спрятаны в карманах. Так, уставившись себе под ноги, он, видимо, думал о чем-то своем, или же Гарри действительно удалось заставить его задуматься?

Действительно думает? Или вспоминает?

Да, и что осталось у него на память о том лете? Разрозненные картины, стайки мимолетных, истрепанных временем образов: когда в доме темно, и все запахи становятся все более четкими, ясными, осязаемыми – он поднимается и долго смотрит на себя в зеркало.

Мимо с тихим мяуканьем проходит кошка, и он страшно пугается, тянется за палочкой, а палочки нет, потому что ее забрал Снейп. В такой глупой позе, вполоборота, рука на поясе, его и застает Малфой в одних пижамных штанах, бледный и похожий на ночное привидение.

– Как дела? – спрашивает он, выключая воду, – ещё жив?

Тихий смешок:

– Надо же.

– Иди к черту, Малфой…

– Как-то совершенно без выдумки. А я, между прочим, скучал… придумывал, что скажу тебе при следующей встрече… фотки твои рассматривал.

– Какие фотки? – Гарри оторопело уставился на него, – так это ты, что ли…

– Прихватил фотоаппарат Колина Криви? – Малфой широко ухмыльнулся, – этот сопляк заснял кое-что нехорошее. Что-то, что мне очень не хотелось показывать. И, – он обернулся, не убирая волосы с лица, – мне кажется, не он один знает дорогу в слизеринские подземелья. Так или иначе, малышу придется копить на новую камеру.

– Вот зараза, – не удержался Гарри.

Малфой пожал плечами с видом «только сейчас узнал?», а потом повернулся к зеркалу, и тогда Гарри увидел.

– Так что тебе не спится… – вырвалось у него.

– Какое тебе дело? – он убирает с лица пряди длинных светлых волос; на этом лице, узком и белом, лихорадочным блеском сверкают глаза – так бывает, когда Малфой плачет. Гарри знает, он видел его плачущим.

И, видно, Малфой тоже это понимает – он резко оборачивается, побледневший от злости.

– Куда пялишься!

У Гарри не хватает сил грубить в ответ. Он молча пожимает плечами и зачем-то протягивает Малфою полотенце, хотя тот его об этом не просил.

«У него такой вид, будто Снейп выгнал его из постели» – эта мысль, неожиданно пошлая, заставляет его улыбнуться. Малфой, с этой его гладкой кожей и тонкой талией, склонившийся над чашей-раковиной, в этом доме с розами похож на молоденькую содержанку очень богатого человека.

– А вы со Снейпом…?

– Что?

– Ну… вы…

Гарри злится на себя оттого, что не может произнести это слово, а Малфой стоит перед ним выпрямившийся, полуголый, нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по умывальнику.

И в этот момент начинаются крики.

Глухие, срывающиеся, на одной ноте, они как бы поднимаются снизу, из хозяйской спальни, наверх, где в уборной они стоят с Малфоем, уставившись друг на друга, крики становятся громче, отчетливее, но слов по-прежнему не разобрать. От этих жутких криков в доме поднимается неясный, мутный шум, будто ветер вдруг засвистел во всех углах, и загремели волны на побережье, и все кусты зашелестели в саду. Гарри почувствовал, как на коже волоски поднимаются дыбом.

– Быстрее, – без колебаний говорит Малфой, – вниз.

Он хватает его за рукав и дергает с такой силой, что ткань рубашки трещит по швам. Перепрыгивая через ступеньки, Гарри бежит за Малфоем вниз, где тот совершенно неожиданно опускается куда-то вниз, на четвереньках пролезает между стеной и креслом и, наконец, вжимается в угол комнаты, за торцом комода, притянув к груди колени.

– Что это? – спрашивает Гарри, устраиваясь рядом с Малфоем, бледным как никогда.

– Так бывает, – отвечает он, еле шевеля губами, – раз или два в неделю. Он… он не может заснуть. Это началось после того, как мы сюда приехали. Ни одно снотворное на него больше не действует… и обезболивающее – тоже.
– Но как… как так можно? В чем дело?

– Придурок, – шипит Малфой, – разве непонятно?

– Да откуда мне знать?!

Малфой не отвечает. Он сидит, сжавшись, и, не отрываясь, смотрит на дверь, ведущую в спальню. Дверь закрыта на массивную щеколду.

– Метка, – сглотнув, произносит он, – она зовет его… кровоточит. Сейчас он принимает какое-то зелье… «Эффект сна наяву». Но теперь оно тоже больше не действует.

– Как можно спать наяву? – недоуменно спросил Гарри.

– Погружаясь в воспоминания. Отвлекаясь от действительности – это и есть сон.

– Значит, он сейчас вспоминает что-то ужасное, да?

Малфой вместо ответа грустно покачал головой.

– Раньше я мог как-то ему помогать. Когда я был рядом, ему становилось легче.

В ответ на торжествующий взгляд Гарри, он раздраженно и совершенно по-снейповски фыркнул.

– Зря ты думаешь, что у нас роман.

– А как же «Севви, милый, я жду?» – не удержался Гарри, даже несмотря на крики, и на угрюмую отстраненность Малфоя, и на эту жуткую атмосферу его первой ночи в доме.

Отчего тут же получил кулаком в нос.

Отвечать не хотелось, но пришлось.

Иначе Малфой бы сильно его покалечил. На самом деле, Гарри прекрасно понимал, что оправдывается, но просто банально в очередной раз не удержался.

Они покатились, сцепившись, по полу, брыкаясь и кусаясь, но все ругательства и оскорбления, которыми они осыпали друг друга, заглушались криками, доносившимися из спальни.

В один момент все стихло. Стало тихо так, что было слышно, как наверху кошка точит когти о деревянный плинтус. Малфой замер, будто окаменел, моментально отпустил плечо Гарри. И в этой ужасной гнетущей тишине послышались нетвердые, торопливые шаги, и взвизгнули старые пружины на кровати, и громко заскрипела открывающаяся дверь.

– Северус, – охнул Малфой, и тут же сам зажал себе рот.

Снейп стоял на пороге спальни, утомленный и всклокоченный, под глазами – черные круги, глубокие тени в складках приоткрытого рта.

– Малфой. Поттер. – Севший голосом произнес он, и Гарри почувствовал, как Драко рядом вздрогнул, – спасибо вам, джентльмены, за пару часов забытья. Видимо, больше уже не судьба.

– Северус, я не…

– Конечно, ты не виноват, Драко. И мистер Поттер тоже не виноват. Это просто ночные демоны с побережья заставили вас устроить драку в пятом часу утра.

– Северус.

Драко поднялся с колен и сделал несколько шагов к нему, но Снейп мягко отстранил его руки.

– Ты знаешь, сейчас не стоит ко мне прикасаться, – он сказал это очень тихо, но Гарри расслышал каждое слово, – иди.

Малфой, видимо, колебался, поэтому Снейп подтолкнул его, тронув за разодранную штанину.

– Иди спать.

Когда Драко, ссутулившись, покинул комнату, Снейп неожиданно распахнул дверь в свою спальню настежь и кивнул Гарри.

– Поттер, – ещё один бесконечно усталый взгляд, – отличное представление. Достойно человека, готовящегося стать аврором. Заходи.

* * *

– Куда ты ходил?

Снейп молча опустился на соседний камень.

– К скалам и обратно. А ты не видел?

Гарри, прищурившись, огляделся. Сзади действительно возвышались три острых длинных скалы, образуя что-то вроде маленькой бухты.

– Ты думал о том, что я тебе говорил?

– Да.

Гарри почувствовал, как холодеют ладони.

– И что?

Снейп вздохнул, снова спрятав руки в карманы.

– Думаю, это все блажь. Я провел в этом котле последние двадцать лет своей жизни точно, и ты что же, думаешь, что скажешь мне что-то новое? Я ещё удивляюсь, как ты, человек с головой на плечах, пытаешься заставить меня вернуться.

– Разница состоит в том, что у меня есть совесть, а у тебя нет.

– А операцию на совести сделать можно? Подкачать, пришить новую? Я все жду, когда ты начнешь со мной торговаться. Хотя бы будет интересно знать, что ты мне предложишь.

Они помолчали.

– Ты живешь этой войной, – продолжил Снейп, – замечательно. Я тебя понимаю. Я тоже жил так, но все, умер, отбыл свое. Можно мне пенсию?

– Пенсию, – назидательно произнес Гарри, – проводят на Карибских островах или в замках Луары. Там приятный климат и пейзажи красивые. А ездить на курорт вне сезона, в непогоду, когда даже в море толком не искупаешься… Это больше похоже на побег, а не на пенсию. Причем побег не от кого-то извне, потому что ты вполне мог выбрать и менее очевидное пристанище, а побег от самого себя и окружающей действительности. От современности, если угодно. Я ещё удивляюсь, почему ты не выбрал тот дом.

Был прилив, и волны, шипя, накрывали берег. Ещё четверть часа – и они окажутся оторваны от берега на своих каменистых островках. Снейп молчал, пересыпая из одной ладони в другую пригоршню мелких, отшлифованных морем камушков.

– Дом оказался заброшен после нашего отъезда три года назад. Там теперь живут какие-то дети цветов и прочие сорняки, сидят и курят гашиш сутками. Ничего не делают. Поют песни.

– Думаешь, внешний мир вас не достанет?

– Когда война придет сюда, я буду за сотню миль. Я всегда смогу убежать, Поттер.

– Ты нужен своей стране.

– Это слоган из социальной рекламы Скримджера?

– Угу. Один из.

Снейп поднялся. Он стоял несколько минут на берегу, покачиваясь с мысков на пятки, а потом неожиданно ухмыльнулся.

– Нырнешь, Поттер?

– Что?

– Прямо сейчас. Слабо?

Гарри, прищурившись, посмотрел на него. А потом на море.

Неповоротливые волны с тяжким грохотом накатывали на берег, накрывая последнюю полоску песка у каменного пляжа; море было непроницаемым, а вода казалась плотной, как масло.

Нырять не хотелось.

– Ты хочешь, чтобы я заболел и умер, да?

Снейп усмехнулся себе под нос и не ответил. Подняв с земли свои мокасины, он легко забросил их за спину и медленно двинулся назад, к отелю.

Светло-серое небо было очень высоким, ни облачка, но и солнце не показывалось с утра. По прикидкам Гарри, день клонился к вечеру, скоро начнет темнеть. Ветер кружил по песку чью-то вельветовую шляпу с обрезанными полями.

И ни души.

Стаскивая на ходу джинсы, Гарри отбежал от линии прилива на добрых пятнадцать метров. Постоял, потоптался, ежась на ветру, втянул носом соленый морской воздух.

С диким гиканьем бросился в воду.

– Ты ничуть не изменился, – заметил Снейп, когда он вышел, отплевываясь и дрожа.

– Все такой же придурок?

– Все такой же красивый.

Снейп самодовольно ухмыльнулся и швырнул ему свою рубашку, оставшись в одной майке.

– На, вытирайся.

– Уффффф. Знал, что все это мероприятие было устроено для того, чтобы полюбоваться на мою задницу. Не изменился с тех пор, как…

– Да, – сказал Снейп.

* * *

– А мне ПЛЕВАТЬ, что мистер Малфой никогда не трогал морскую воду! Хотя удивительно, что есть ещё в этом мире вещи, которых мистер Малфой НЕ ТРОГАЛ. Я сказал, лезьте в воду, или я вас утоплю.

Снейп захлопнул рот и свирепо уставился на двух дрожащих и полураздетых мальчишек. Потом, не отрывая от них пристального взгляда, сделал пару шагов назад и уселся на камни.

Море простиралось перед ними, как всегда – отнюдь не манящее, но завораживающее, глубокое, синее, гладкое – без конца.

– Но, Северус…

– Что? Что ещё?

– Он, – выразительный кивок в его, Гарри, сторону, – обязательно должен наблюдать?

– Нет, Драко, он не должен наблюдать. Он должен УЧАСТВОВАТЬ. Долго мне ещё здесь сидеть и ждать вас?

Драко впервые за неделю скосил глаза в его сторону.

– Сам-то ни за что не полезет, – прошипел он так, чтобы Снейп не расслышал.

Гарри не мог быть уверен в том, что это предназначалось ему, но никого больше, кроме их троих, на берегу не было, да к тому же общая беда, как известно, сплачивает.

Тяжко вздохнув, Малфой первым стянул с себя джинсы. Оставшись в одних трусах, тонкий и по-девичьи изящный, он молча, стиснув зубы, зашел в море – и, судорожно вздохнув, заплыл. Буквально кожей почувствовав на себе разъяренный взгляд профессора, Гарри покорно стянул с себя одежду и, неуклюже бухнувшись животом в ледяные волны, как умел, по-собачьи, поплыл за Малфоем.

Возможно, думал Гарри, окажись кто другой на берегу в это время, он не был бы удивлен. Снейп, замотанный в эти свои домашние шмотки и скрывающий лицо по занавесью длинных волос, был похож на отца, или, по крайней мере, дядюшку двух молодых людей, плескавшихся в море. Он сидел с крайне удовлетворенным выражением лица, внимательно глядя на две фигурки, все более отдаляющиеся от берега.

Гарри, разумеется, не удержался от того, чтобы плеснуть соленой водой в лицо Малфою, а тот, разумеется, не удержался от того, чтобы ответить. Легкая потасовка в волнах, и вот они оба, усталые и запыхавшиеся, подгребают к берегу.

Два юных, гладких тела, один более худенький, узкоплечий, другой – покрепче; капли воды, сползающие вдоль по спинам, спутанные мокрые пряди волос – в этот момент оба были неспособны думать ни о чем, кроме как поскорее завалиться в песок и лежать так, закинув руки за голову, уставившись в небо.

Лежать и ждать, пока Снейп не швырнет им полотенца и не начнет пинками загонять их домой.

– 4 –

– Закройте дверь, Поттер.

Гарри послушно закрыл все ту же злополучную щеколду. Он снова там, в том доме. И Снейп, не отводя от него глаз, молча опускается в кресло напротив.

– Я надеюсь, вы понимаете, почему вы остаетесь здесь.

Гарри поднял голову в недоумении, и Снейп раздраженно потер виски.

– Две недели без сна – это слишком, – пробормотал он самому себе, – так о чем мы? Поттер! Какого черта вы стоите, как истукан!

– Что я должен сделать… сэр?

– Подайте мне воды. Стоит вам появиться в моей жизни, как все катится к чертям.

Он говорил об их с Драко потасовке, первой, одной из многих, и Гарри снова почувствовал себя виноватым.

В тот момент, когда он трясущимися руками доставал из шкафа стакан и открывал кувшин, он понял все.

Зачем ты здесь, Гарри Поттер, ещё и суток не прошло, как ты явился в этот дом, на поиски которого потратил все лето и кучу сил, а вот уже ты не помнишь, зачем сюда пришел. Где она, твоя ненависть? За Сириуса, Дамблдора, за всех – якобы – остальных, где она?

Перед ним стоял очень взрослый, мудрый, и очень усталый человек. На одержимого маньяка и садиста-препода он не походил ни на йоту.

– Нашел, – сказал Снейп, словно читая его мысли, – молодец, Поттер. Нашел-таки. Небось, все ты там перерыл.

Он молча принял стакан – руки его, как и руки Гарри, слегка дрожали – и сделал быстрый глоток.

– И что же ты, доволен? Чего ты ожидал здесь увидеть – окровавленных девственниц, жертвенных младенцев, Малфоя в кожаных трусах и при плетке, что? Зачем тебе это все было нужно? Чего ты добивался?

Он ткнул Гарри на стул, а сам тяжело опустился на кровать.

– Убийца ли я? Да, убийца. Как ещё называть человека, который убивает людей. Но на каждый ваш вяк по этому поводу у меня есть свое объяснение, только вот после этого чертова зелья говорить мне трудно, да и не стоите вы моих усилий.

Гарри промолчал, глядя на него исподлобья.

Сверху был слышен звук легких шагов – видимо, Малфою не спалось, и он уже сколько-то времени нарезал круги по комнате. Ставни были открыты, и за тюлевой занавеской Гарри разглядел полоску жемчужно-розового рассвета, занимавшегося над гладью воды. Бледный свет утреннего солнца освещал лицо Снейпа, узкое и сухое.

– Дамблдор предупреждал меня об этом и знал, каких усилий мне это будет стоить. Добывая ложный хоркрукс, он вполне осознанно обрек себя на смерть, приняв вольдемортово зелье. Моя задача была помочь ему спокойно отойти в мир иной, не растерявшись по дороге. Он умолял меня об этом, и я это сделал.

Снейп перевел дыхание и скрестил на груди руки. Отставил в сторону стакан.

– Я понимаю, что ты вынужден остаться здесь, пока у меня твоя палочка. Это необходимо, потому что просто так, как ты, разумеется, понимаешь, я тебя не отпущу. На следующий же день этот дом будет оцеплен.

– Но…

– Я не буду верить твоим обещаниям и так далее. Я привык верить только себе, да и то не вполне – так что вы сами напросились к нам в гости, мистер Поттер. Нашли – так радуйтесь. Хочу вас предупредить, что палочку вам самостоятельно искать совершенно бесполезно, равно как и мою палочку, и палочку мистера Малфоя. Вам придется пробыть здесь столько, сколько я сочту нужным. Я должен убедиться, что вы не представляете для нас угрозу.

Снейп сделал долгую паузу. Комната была залита бледным розоватым светом. В саду раскрывались бутоны роз, и дом вновь наполнялся их сладким запахом.

– Вы должны понять, что с ребенком на шее я не намерен вести ни с кем открытые враждебные действия. Вы должны понять, что больше всего в данный момент меня заботит покой этого дома и безопасность Драко. В этом положении лично против вас я ничего не имею, и вы получите свою палочку, как только я пойму, что вы действительно после этого уйдете, оставив нас в покое.

– Я… я понимаю.

– Это очень хороший дом, мистер Поттер. Советую вам поскорее сойтись с Драко, это существенно облегчит ваше существование. Наслаждайтесь видами из окна.

Снейп снова схватился за голову – видно, его одолевала мигрень – и махнул Гарри в сторону двери.

– Убирайтесь. Приятных снов.

* * *

На следующий день Гарри не мог найти его ни в отеле, ни на пляже. Все утро он бесцельно прошатался по городу, ходил вверх и вниз по узким мощеным улочкам, смотрел на море, наконец, просто стоял на берегу, сложив на груди руки, уставившись в пустое пространство.

– Зачем ты приехал в Брайтон? – раздалось из-за спины.

Он обернулся. Снейп стоял там, разглаживая носком туфли влажный песок.

– Черт. Я искал тебя все утро.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Гарри вздохнул и затоптался на месте.

– Я приехал, потому что ты нам нужен.

– Молодец, – Снейп скривился и резко опустил голову, будто боясь себя выдать, – честно ответил.

И, прежде, чем Гарри успел что-то сказать, профессор пнул песочную горку, галька полетела во все стороны.

– Нужен! Нужен! Вечно я всем нужен. Смотри, Поттер, как забавно: заходишь с утра в учительскую, все аж воротятся – и этого черт принес ни свет ни заря… А вот и им нужен. Неудивительно, что от всего этого хочется сбежать на край света.

С неожиданной яростью Снейп снова пнул кучу отшлифованных морем камушков и развернулся.

– Ты мог бы солгать, Поттер, но не сделал этого. Может, просто не догадался. И это, знаешь ли, тоже показатель.

Он ушел, бежать за ним, не зная, что сказать, не хотелось. Гарри молча уселся на холодный песок, а потом и лег, подложив руки под голову.

Небо было гладким и безоблачным, над водой плавно и низко пролетела чайка.

Что Снейп хотел от него услышать? Он сам ушел. Он сам, первым прекратил какие-либо отношения между ними долгих четыре года назад. Снейп сбежал, в конце концов, оставив Поттера, оставив Драко.

Оставив все воспоминания о доме, увитом розами, и жарком брайтонском лете где-то далеко позади.

Гарри медленно закрыл глаза и вдохнул терпкий солоноватый запах прибоя.

«Зачем вы приехали в Брайтон?»

Он приехал в Брайтон, чтобы утонуть в воспоминаниях.

* * *

– О чем вы говорили с ним? – Малфой тут же набросился на него, стоило Гарри подняться наверх.

– Ни о чем.

Гарри устало растянулся, как был, в одежде, поверх старенького покрывала.

– Я теперь вынужден остаться здесь. Не знаю, на какой срок. Пока Снейп не убедится, что мне можно верить.

– Горе-аврор, – прошипел Драко, – и чему вас в этих школах-то учат? Лизать начальству задницы или что?

– Я пока не поступил в Аврорат, – спокойно ответил Гарри, помня наказ Снейпа: не ссориться с Драко. – Я только на подготовительных курсах. И если ты в своей уютной вилле на берегу ещё не заметил, Малфой, в мире идет война. И когда-нибудь мы появимся и здесь.

– Я так и представляю себе полчища придурков в униформе на берегу. Одного неудавшегося аврора нам с Северусом вполне хватает.
Гарри только пожал плечами.

Солнце показалось над горизонтом, его теплый свет заливал уже всю комнату, отчего лица и все предметы казались призрачными.

В их с Малфоем комнате не было ничего, кроме двух узких коек, письменного стола и сундука с чьими-то позабытыми игрушками. Должно быть, раньше тут была чья-то детская, причем явно девичья, но предыдущие постояльцы поспешили свалить, оставив все здесь.

– Эй, эй, Поттер, не смей засыпать! – в порядке предупреждения Драко зашвырнул в него подушкой, – слушай, а про меня он говорил?

Даже в полуосвещенной спальне было видно, как заблестели его глаза.

– А что он должен был про тебя сказать? – спросил Гарри с деланным равнодушием, – нет, ничего он про тебя не говорил.

Малфой не успел ответить.

Снизу послышался стук двери, настолько громкий, что в комнате стекла задрожали.

– Поттер, Малфой, – грозным голосом позвал профессор, – мне что, принести вам кофе в постель? Поднимайтесь немедленно.

– Хуже, чем на аврорских курсах, а? – неожиданно миролюбиво подмигнул Драко.

– Куда уж там им до Снейпа.

– Тогда встаем.

– Может, встанешь? – румяное девичье лицо на секунду закрыло солнце, – тут холодно, ты что-нибудь себе отморозишь.

– Эээээ….

– Правильно. Энн. Я принесла тебе чай.

Он сел на песок, огляделся в поисках своих ботинок. Девушка ловко откопала их из-под слоя песка и водорослей.

– Они быстро высохнут, не волнуйся.

– Да я и не волнуюсь, – Гарри пожал плечами.

Энн, поджав под себя ноги, опустилась рядом. Так они и сидел бок к боку, наблюдая, как день катится к закату, сжимая в озябших ладонях бумажные стаканы с чаем.

Гарри не знал, зачем Энн пришла, но спрашивать было лень. Вообще ничего не хотелось говорить, но приличия обязывали, и он тоскливо покосился на девушку.

– А вы… Вы здесь живете, да?

– Нет, – Энн с готовностью повернулась, – я должна обслуживать кафе до октября, когда здесь вообще никого не будет. Но уже в августе все разъезжаются, так что я скучаю.

– Общаешься с посетителями?

– Мистер Снейп? – девушка рассмеялась, – ну да, мы с ним познакомились. Он ужасно интересный человек.

– «Ужасно» в его случае – ключевое слово, – пробурчал Гарри, и девушка снова захохотала, – чем он здесь занимается?

– Чем? Да ничем. По правде говоря, это и есть самое интересное – что он здесь делает. Гуляет по пляжу. Что-то читает. Пьет молоко. Пару раз ездил в тот дом на Олд Джерси Роуд, ну, где сейчас община хиппи. Веселое местечко.

– Какая улица? – встрепенулся Гарри.

– Олд Джерси.

– А. Продолжай.

– Ну… он привез оттуда розы. Что-то рассказывал… кажется, говорил, что... – Энн вздохнула, – знаешь, он правда хорошо говорит, если у него есть настроение. И голос такой… хорошо поставленный. Будто он всю жизнь вещал с трибуны.

– Почти так и есть. Преподавал мне… эту, как там… химию.

Энн пожала плечами и поежилась.

– Он последний наш курортник. Как только он съедет, отель закроется, и я, наконец, смогу вернуться на остров Уайт к маме. Чай… Чай вкусный? Мой любимый, с ежевикой.

– Ты всегда такая добрая?

– Только по понедельникам.

– Сегодня среда.

– Значит… значит, всегда.

Энн встала, подтянув широкие хлопковые брюки, которые были велики на несколько размеров. Поправила растрепавшиеся волосы. Запустила в море подобранным на берегу осколком раковины.

– Ладно, я пойду. Просто смотреть не могу, как ты тут в одиночку слоняешься.

– Давай…

Она легко перепрыгнула через ступеньку, ведущую к набережной.

– Хотя погоди.. Энн!

– Чего тебе? – крикнула она, смеясь. В руках у нее были пустые стаканчики.

– Что он тебе сказал? Ты не договорила. Что он сказал?

– Он сказал… – она заскакала на одной ножке, вытряхивая их туфли песок.

Гарри поднялся, чтобы лучше ее слышать, из-под ног побежали струйки песка с галькой, линия отлива переместилась метров на сто пятьдесят от берега.

Воздух был чистым и дрожащим. Голос Энн едва доносился издалека.

– Он сказал…

– Что? Что он сказал?

Она выпрямилась и помахала ему рукой.

– На вопрос, что он тут делает, он ответил, что в определенный момент жизни человек имеет обыкновение возвращаться в те места, где когда-то был счастлив. Пока, Гарри! В кафе заглядывай!

Он просидел на пляже ещё добрые сорок минут, опустив голову и безотрывно глядя на мокрый песок.

– 7 –

Впервые за все его пребывание в Брайтоне моросил дождь. В открытом кафе было до ужаса ветрено, но закрытой части не было, и потому у них не оставалось выбора.

Зато Энн была счастливой до невозможности.

– Я молюсь на непогоду, – объяснила она, – возможно, придется закрываться раньше, и я уже скоро буду дома.

– Ага, – без особого энтузиазма согласился Снейп, – мне, как обычно – молоко, пожалуйста.

– Ты решил вести здоровый образ жизни?

– Да, – отрезал Снейп, – я хочу помереть здоровым. Ну, и какая светлая мысль озарила твою голову?

– Знаешь, я никогда тебе не рассказывал, но три года назад мы встретились в Лондоне с Малфоем. Это случилось после того, как ты запустил в меня «Монополией».

– Плюй-камнями, – предостерегающе произнес Снейп.

– Да. Правильно. Так вот, после эпизода с плюй-камнями, когда мы уже год как не виделись, и ты заявил, что я должен в разговорах с другими звать тебя профессор Снейп, а ты меня – мистер Поттер, когда я жил в своей лондонской квартире, он написал мне.

– И что же он тебе написал?

– Сказал, что сейчас он в столице, и мы могли бы пересечься и поболтать. Сказал, что ему больше не с кем вспомнить былые времена. А тебя он не разрешает себе видеть. Я согласился, и мы встретились в «Дырявом Котле», ужасное место. Малфой уже был в военном плаще, этих своих сапогах, что им выдают там, палочка в чехле из кожи дракона, все, как полагается…Да, там вообще была та ещё обстановочка – в «Дырявом Котле»… Все сидят, нервные, при палочках, вокруг одного приемника, ждут новостей. И мы с Малфоем – там же…

– Там и сейчас так? – с интересом спросил Снейп.

– Сейчас – хуже, – мрачно ответил Гарри, – короче, он мне снова принялся впаривать о любви, ну, ты знаешь, он любит. Расспрашивал про тебя, что ты там делаешь и как выглядишь… Я все думал, он хочет снова к тебе подкатить. Но как он узнал о том, что мы разругались, так аж взвился весь, честное слово. Как, как ты смеешь, кричал он мне, как можешь так с ним! Он на моей памяти никогда не влюблялся, один ты, Поттер, в мозги ему втемяшился! Говорил… говорил, что ты всегда будешь любить меня и все в таком духе. Доказывал мне, какой я идиот. Это последний раз, кстати, когда мы виделись. А ты последний раз видел его на том балконе.

– И все в таком духе, – медленно повторил Снейп.

– Да… – Гарри застенчиво улыбнулся, – и вот, я подумал, что если это – то, что мешает тебе вернуться в Англию, то… то это не проблема. Мы не будем общаться, если тебе это так неприятно. Я вообще не буду с тобой контактировать – все, как договаривались. Ты пойми, что я ничего для себя не прошу. Я просто пытаюсь положить конец всем этим убийствам.

Несколько секунд Снейп молча смотрел на сердитое море. А потом оставил стакан молока и сказал:

– Поттер. С этими «ничего для себя» ты – самая эгоистичная скотина на этом свете.

– Что?

– То. Ты никогда никого не любил и не полюбишь. Это странно, но это почему-то так. Я не знаю человека, которого бы не тронуло столько любви, сколько досталось тебе на твоем веку. И ты ещё можешь оставаться таким… спокойным. Тебе просто на всех плевать.

– Северус, это не так…

– Так. Я тоже вот для себя ничего не требую. Малфой, знаешь ли, прав. Нельзя перекладывать свою ношу на чужие плечи. Нельзя требовать любви. Но если ты любишь… если ты действительно любишь, то все эти правила теряют для тебя смысл. В определенный момент их просто не существует.

Снейп поднялся и хмуро уставился в стакан.

– Если ты хочешь, я поеду. Только тогда давай уж сразу на первую линию. Могу там сдохнуть без сожаления.

– Никогда, – твердо заявил Гарри.

– И ещё… – Снейп тяжело вздохнул и постучал по столу кончиками пальцев, – похоже, нам снова нужен портлюч во Францию. Ты меня понимаешь.

– Да. Хорошо. На выходных слетаем. Как захочешь.

– Тебе необязательно быть со мной. Ты заручился моим словом. Буду в Лондоне по первому твоему зову.

– Я все-таки поеду туда вместе с тобой…

Снейп сделал явную попытку улыбнуться, но улыбки не вышло.

– Увидимся. Спасибо, Энн.

Как только фигура Снейпа скрылась за поворотом, Энн подлетела к его столу:

– Ну-с, как поживаете, морской принц?

– Почему это морской принц? – удивился Гарри.

– А он брат Ледяного, – со смешком ответила девушка, – такой же весь из себя прекрасный и недоступный. Знаешь, если бы на меня свалилась, вот так вот бухнулась бы любовь этого человека, а бы, наверное, умерла от счастья.

– Думаешь, его любовь приносит счастье? – спросил Гарри.

– Думаю, что любить его очень сложно, – уверенно ответила Энн, и тут же мечтательно закатила глаза, – но зато каково это – быть любимой ИМ…

– Эй, эй, – засмеялся Гарри, – осторожнее, это моя добыча. А вообще, не слишком ли ты много знаешь?

Энн хмыкнула.

– Конец сезона. Ни души. Дождь. Ветер. Мне просто ужасно скучно.

– А он прав. Это плохо, если человек никогда не влюблялся?

– Не знаю, – Энн пожала плечами, – но один твой взгляд способен сделать его очень и очень счастливым. Мне хочется видеть его счастливым. Вот и всё.

Она забрала стаканы, и Гарри поднялся, надевая куртку.

– На самом деле, – сказал он, уже выходя из кафе, – Принц – это Снейп. Но об этом ни слова.

Он заговорщицки подмигнул, как будто Энн могла что-то понять. Уже идя по улице, он подумал, что ему нравится водить людей за нос.

* * *

– Знаешь… думаю, дело в том, что я никогда в это не верил.

– Знаешь, Поттер. Ещё один такой звонок посреди ночи, и я сам перережу провода.

– Тшшш… разбудишь соседей.

– Каких, к черту, соседей. Тут тихо, как на кладбище. Во что ты не верил?

– В то… ну, в то, что ты мог что-то чувствовать по отношению ко мне. Это произошло как-то слишком быстро. Я не верил в это… не верю. Я этого не понимаю.

Тяжелый вздох.

– О, кара богов. И что мне теперь сделать в доказательство? Прыгнуть с балкона, как Малфой?

– Тшшш…. Расскажи.

– Что тебе рассказать, дубинушка?

– Когда ты в меня влюбился.

Тихо. Плеск воды. Ночью ни души и ни звука. Поттер, повисший на уличном телефоне.

– Когда… Знаешь, это ведь очень сложно. Если я скажу – в тот день, когда вы с утра с Драко вылезали из моря, и вас освещало солнце?

– Я скажу, что ты сексуально озабоченная скотина.

– Учитывая, что я утонул в тебе уже очень давно, а секса у нас никогда не было, я вполне могу быть сексуально озабоченным.

– Гы.

– Я тебе дам «гы». Ложись спать, дите.

– Мне негде. Можно к тебе?

Порывистый вдох.

– Ты… ты это серьезно?

– Да.

Шепотом.

– Давай.

– Угу.

– Но, знаешь, у меня сердце может и не выдержать.

– Угу. Уже иду.

Гудки.

* * *

С первыми лучами рассвета в доме, увитом розами, поднимается крик.

– Я сказал ВСТАВАЙ. Меньше всего на этом свете меня волнует твоя голова, Поттер. Меньше пить надо. Вставай, или сейчас же отправишься на пляж.

– Почему вы на меня орете? Что я сделал не так?

– Ты хамишь, и поэтому я на тебя ору! Это вполне закономерно, Поттер!

– Я грублю, потому что вы ни с того ни с сего начали на меня орать! Что я могу сделать! У меня тоже похмелье, но ни я же в этом виноват!

Гарри спрыгнул с кровати как был, в трусах, и принялся яростно расшвыривать вещи по полу в поисках ботинок.

- Пойдешь, уберешь посуду, – сказал Снейп, скрестив на груди руки, – вымоешь пол.

– Я хочу домой, – заявил Гарри, – отдайте мне палочку.

– Не отдам. Я, Поттер, тебе не верю.

У Гарри аж дыхание перехватило.

– Не… не верите? А что же тогда означает ваше вчерашнее заявление, а?

Снейп замер на месте, заметно побледнев. На несколько секунд в комнате воцарилась полная тишина.

– Оно значит ровно то, Поттер, – с усилием произнес Снейп, – что я никуда тебя не отпущу. Я не собираюсь больше унижаться перед тобой или домогаться тебя. Но ты должен понять, что вот так, в одиночку…

– Как! За Малфоя вы не переживаете, а я…

– Драко – другое дело, – спокойно пояснил Снейп, – он точно справится.

– Это деточка-Малфой-то справится? А я – нет?!

Снейп молча опустил голову и начал сосредоточенно растирать виски.

– Прекрати, Поттер.

Гарри резко выпрямился, и комната перед его глазами покачнулась и стала медленно поворачиваться. Он схватился за изголовье.

– То, что вы мне вчера предъявили – самое эгоистичное чувство на свете! – закричал он, – я знаю, почему вы теперь не хотите меня отпустить. Не потому, что серьезно за меня опасаетесь… только потому, что просто хотите, чтобы я был рядом. ВАМ ТАК НУЖНО. Вот.

С этими словами он демонстративно напялил левый ботинок на правую ногу и попытался выйти из комнаты, но Снейп перегородил ему дорогу.

– Я ни о чем таком не думал.

– Нет, думал. Это правда, я знаю, что правда. Отпустите меня. Ну… отпустите.

– Нет.

С трудом вырвавшись из хватки Снейпа, Гарри метнулся обратно, в комнату – и бросился на кровать. Лежать, уткнувшись лицом в подушку, пока он не уйдет сам. Лежать, и о нем не думать.

Не думать не получалось. Снейп был здесь, он стоял, прислонившись к косяку двери, и терпеливо ждал. Он даже больше не орал, ничего такого. Он просто стоял и смотрел на него, совершенно спокойно.

Это бешеное лето подходило к концу, и ему действительно нужно было вернуться.

– Я просто знаю, ты никогда не захочешь, чтобы я поехал с тобой.

Это было правдой.

Гарри тихо обернулся.

– Но вы все равно не смогли бы. Вы в розыске.

– Смог бы, – тихо ответил Снейп, – на какое-то время смог бы точно. А потом – плевать. Помирать так с музыкой. Но я не хочу отпускать тебя по иной причине.

Гарри медленно поднялся и сел на кровати.

– Я пойду на войну.

– Именно.

Снейп смотрел на него очень грустно и очень серьезно. От этого взгляда хотелось выть.

– Да ты… ты не представляешь. Они разнесут весь мир.

– Когда-нибудь, – философски ответил Снейп.

– Ты… – голос стал противно тонким, – ты хочешь запретить мне воевать?

– Я не вынесу твоей смерти.

Взгляд Снейпа снова стал непроницаемым.

– И как это – плевать на всех? Пусть весь мир катится в бездну?

– Гарри…

– Черт. Черт. Да что ты говоришь такое.

– Так. Подожди. Успокойся.

– Да какой там успокойся! Ты, вообще…

Крики становились громче. На море был полный штиль, и медленно поднималось солнце.

День только начинался.

– 8 –

Не было ни ласк, ни поцелуев. Просто тихонько отворилась дверь, и Поттер проскользнул в комнату. Растрепанный, в куртке и кроссовках.

Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на Снейпа, который молча сидел на кровати, по пояс прикрывшись одеялом, и смотрел на него.

– Куда мы завели друг друга? – тихо спросил Гарри.

– Не знаю. Но ты тоже тонешь.

Помолчав, Снейп спросил негромко:

– Почему ты пришел?

– Не знаю, – уклончиво ответил Гарри, – почувствовал.

Он молча, в темноте разделся и улегся под одеяло, Снейпу под бок. Прижался к его спине, провел ладонью по выступающим лопаткам, острым плечам и костлявым бедрам. Нашарил в темноте его руку и молча её сжал.

На море было ветрено, и наверняка приближался шторм. Погода портилась изо дня в день, но их гостиничного номера люкс это никак не коснется.

* * *

– Просыпайся.

Гарри слегка сжал ладонь Снейпа.

– Портключ до Орли активизируется через полчаса. Как ты?

– О, Мерлин. Никогда не думал, что доживу до этого. Поттер – в моей постели.

– Ты не отметил мое достойное отдельной похвалы целомудрие.

– Хвалю. Садист ты.

Свет, казалось, сочился из всех углов и щелей, заливал комнату. Гарри поднялся, натянул белье и носки.

– Я знаешь что подумал…

– Да?

– Любовь – это, конечно, самое эгоистичное чувство на свете. Но, на самом деле, все чувства человеческие эгоистичны по своей природе, кроме, может быть, жалости. Мы всегда хотим чего-то для себя. А любовь вообще ужасна, потому что это самое сильное чувство.

– Так что… мир?

– Напомни-ка мне, как это все закончилось.

Снейп, потянувшись, сел в кровати.

– Мы целый день бегали с тобой по дому с дикими воплями. Ты с присущим тебе юношеским максимализмом кричал, что я изверг и что там люди гибнут… По сути, то, с чем ты приехал ко мне сюда. Я же вопил, что в жизни не отпущу тебя умирать, хоть ты и большой осел, но мое немолодое сердце этого не выдержит. В результате ты, кажется, поклялся мне в вечной ненависти, а я, кажется, впечатался в косяк и обзавелся своим первым шрамом на лбу. Как у Гарри Поттера.

– Любовь жестока. Видишь?

– Да… В конце концов я взбесился, и, перевязав голову, начал швырять в тебя мелкими предметами.

– Как же там оказались плюй-камни? Я все ещё настаиваю на «Монополии».

– Дело в том, что я ехал в тот дом умирать. Думал, устрою как-нибудь жизнь Драко, а потом… будь что будет. Взял с собой все, что осталось из детства. Ну и плюй-камни туда же.

Гарри молча покачал головой и протянул портключ – очередную пустую бутылку.

Во Франции было холодно и туманно. Они приземлились в заросли какой-то мути, и, пока шли до кладбища, промокли насквозь, до нитки. К тому же, ворота «Сен-Себастьян» оказались заколочены, и пришлось-таки применять «Алохомору».

Зато когда они пришли, все раздражение разом схлынуло. Гарри был здесь второй раз, Снейп, кажется, четвертый. Они оба не были любителями прогулок по кладбищу, да и к тому же сюда частенько заявлялся кто-то из надменных и белокурых малфоевских родственников, но…

Сегодня никого.

По традиции они постояли над простой каменной плитой. Портрета не было, никто, почему-то не захотел. Годы жизни…

«Драко Малфой (1980 – 1998 гг.)

Погиб за Добро».

– За добро… – хмыкнул Снейп, – а они уверены? Я вот лично не очень. До сих пор не уверен до конца, на чьей он был стороне.

– Весь в тебя, – вздохнул Гарри, – а разве это важно?

– Нет, – согласился Снейп, – ничуть.

В то жаркое лето на вилле в Брайтоне им с Малфоем было по семнадцать лет. Все правильно, шестой курс…

Он погиб через год ровно. После своего знаменитого номера с прыжком в сад он добрался до Лондона и моментально втянулся в военные действия. Действовал смело, дерзко, неумно. Не пытался куда-то выбиться или стать ближе к сильным мира сего – был пешкой, годной для любого боя – будь то в кабаке пьяная заварушка с палочками или рядовой поход против Пожирателей. Те, кто помнит его в последние месяцы его жизни, утверждают, что он лез повсюду и много подставлялся.

Будто… ему было нечего терять.

Они постояли немного, обнявшись, над камнем.

А потом Гарри наклонился и, как обычно, протер фотографию за стеклом в рамке тыльной стороной ладони. Фотография эта появилась через полгода после захоронения. Ее нашли при описи малфоевского имущества, и хотели переслать его Гарри. Официально он считался единственным выжившим из тех, кто был изображен.

«Я бы подарил вам фотографию, но не буду»

Гарри помнил и точно знал, что сделает с ней.

И вот теперь она здесь, обыкновенная, неподвижная магглская фотография в рамке с водоотталкивающими чарами. Трое за столом на террасе. На заднем плане – только розы и кусочек моря. Малфой посередине, в его улыбке чудится что-то безумное. Наверное, они со Снейпом и эта фотография – единственное, что может поведать миру о последних днях Драко Малфоя, действительно последних, не когда умирает тело, а когда умирает душа.

Его глаза горят диким и отчаянным огнем, по плечам разметался вихрь светлых волос. Он красивый. Драко – прекрасен.

Слева – Снейп, его почти не видно, Драко локтем загораживает. Только если присмотреться, увидишь, как стиснуты губы, скептически поджаты уголки рта.

«Улыбку! В кадр, смотрите в кадр, обормоты!»

И в самый край картинки как-то боком влезает Гарри, Малфой с силой тянет его за руку. У него смущенный и непонимающий вид, круглые очки, а лицо тревожное. Сейчас, когда по всему миру за огромные деньги скупаются фотографии Гарри Поттера, даже за это дали бы что-нибудь… а, может быть, и нет.

Утонувшие. Все трое.

Один любит, другой любит, третий, наверное, только бесится. Все чего-то не понимают. Все тонут изо дня в день.

– Знаешь, что он сказал мне напоследок? Его последние ко мне слова?

Снейп посмотрел на Гарри с удивлением.

– Нет. А что?

– Они были о тебе…

Гарри вздохнул и с сожалением положил фотографию. Три человека на террасе у моря.

– Он сказал: а всё же, где бы мы ни были… в любой точке мира… мы всегда, Поттер, всегда останемся его мальчиками. Мы останемся его. Вот что он мне сказал.

Снейп судорожно вздохнул и упал на колени.

Он лежал так, перед камнем, не двигаясь, час или больше.

* * *

Это была пауза, какая бывает перед сильной бурей. Все затихает. Ни шороха. Ни звука.

Гарри спрыгнул со ступеньки кафе и сразу же оказался по щиколотку в песке. Штиль, на море ни барашка.

Он лег животом на теплые камни и позволил себя обнять.

– Куда дальше? В Ирландию, леса Уэльса, герцогство Кент? Скажи, куда бежать от войны дальше?

– В Лондон, если хочешь. Бежать от войны в гущу военных действий.

– Не боишься за меня?

– Я? Нет. Я просто больше тебя не оставлю. Хочешь ты этого или нет.

– Все по новой. Сезонное обострение?

Они помолчали, прислушиваясь к собственному дыханию.

– Слышал новость? – в ответ Гарри слегка приподнял голову, – в номере шесть по Олд Джерси пожар. Кто-то из этих недоумков забыл погасить папиросу. Ты чего хихикаешь? Это не ты ли, случайно, постарался?

– В первые недели моего там пребывания Драко Малфой в порыве гнева заявил, что когда-нибудь сам его подожжет. Я думаю, это был его злой дух.

Они помолчали, а потом Гарри перевернулся на спину и молча стянул с себя рубашку. О чем говорить было непонятно, а просто трепать языком… за одно лето девяносто шестого они натрепались на четыре года вперед.

Но слова важные, нужные, метались в голове, никак не складываясь в хорошую фразу. Все получалось то криво, то косо, то – Снейп не поймет.

– Я люблю тебя, – наконец, сказал Гарри, – наверное, слишком сильно для того, чтобы в это поверить.

И сразу на душе стало легче.

На море было тихо. В городе – по-прежнему ни души. В этот день светило солнце, и это, наверное, можно было считать компенсацией за сорок восемь месяцев непогоды.

Конец

Жанна
мы будем только за)))искренне надеемся что это будет...пристойно,во всех смыслах этого слова

Автор - Laya.Стиль на этот раз другой,но я смеялся,чего и вам желаю.

Бета Driada
Пейринг Гарри/Драко
Жанр romance
Рейтинг PG-13
[b]Саммари в двух словах - встреча выпускников...
Дисклеймер[/b] Эх, если бы... Но нет, ничего не мое! И не надо!
Размер мини
Посвящение Эсси Эргане -за веру и моральную поддержку(kiss!), Driade-за ВСЕ. Без тебя его бы не было. Люблю!
Статус закончен

Укрощение Строптивого

Гордость - бездонный колодец.
В ней могут раствориться все чувства, кроме ЛЮБВИ.

- Значит, нет, Малфой?

- Я тебе уже сказал, Поттер, ты тупой придурок... (звук летящего предмета, который, похоже, попал в цель) АЙ! Ладно, не тупой, но сути это не меняет. На эту чертову встречу выпускников с тобой я не пойду!

- Ты что, стыдишься меня, высокомерный ублюдок?

- (вновь звук летящего предмета, более тяжелого) Во-первых, я не ублюдок, Поттер, тебе ли этого не знать. Во-вторых, ты, упертый гриффиндорец, меня уже достал. Ты хоть понимаешь, что будет с моей репутацией, если я, Драко Малфой, заявлюсь на бал под ручку с Гарри Поттером! Мы вместе всего месяц, а ты требуешь от меня публичного признания того, что я... что мы...

- Мы ВСТРЕЧАЕМСЯ, Вольдеморт тебе в задницу! (Гы-гы-гы -прим. веселящегося редактора). А ты... ты печешься о своей РЕПУТАЦИИ?! Это кто еще должен отказываться! Я, лучший аврор всей Англии, приду с...

-...другим лучшим аврором. Поттер, не будь ребенком, это всего лишь дурацкий бал!

- Нет, Малфой, это означает, что ты... Я думаю, нам лучше расстаться. Если хочешь, мы по-прежнему будем работать в паре.

- (насмешливо) О, Поооттер, ты разбил мне сердце, но не бойся, я не буду предпринимать попытки суицида. Даже плакать не стану. Катись.

- (грустно) Прощай (звук закрывающейся двери)

- (тихо) До встречи (звук чего-то разбивающегося, по-видимому, дорогого) Вольдеморт тебя задери, Поттер, а я ведь (неуверенно)...привык к тебе, что ли...

***

Гарри, злой как сто Снейпов с похмелья, даже не стал аппарировать, решив прогуляться по ночному Лондону. "Плакать не стану!" Что ж, мы тоже не станем (Гарри иногда страдал манией величия и думал о себе во множественном числе. А что? Герою можно! - прим. автора) Но зато мы:

а) отомстим

б) жестоко отомстим

в) страшно отомстим

г) ну, что еще... скоро отомстим, вот!

Скорее бы уже этот чертов бал! Пять лет со дня окончания школы пролетели, как пять уроков Зельеделия-быстро и беспокойно. Война с Вольдемортом - жертвы, жертвы... Их было немного - Седрик, Сириус, Макгонагалл, Чжоу, которая пыталась спасти его, но как они были дороги ему. Крэбб, Гойл, Забини - вот уж от кого Гарри не ожидал сражений на стороне Добра... Все же до чего велико было влияние Малфоя, который первый не пожелал обзавестись "украшением"... Слава Мерлину, судьба пощадила его вторую семью - всех Уизли и Гермиону, хотя они храбро сражались. Близнецы вместе с Гарри бились в самой гуще событий, а Рон с Гермионой и вовсе пару раз спасли ему жизнь... Мальчик-который-выжил превратился в Парня-который-искромсал-изрубил-победил-Гада-которого-нельзя-теперь-можно-было-называть-как-хочешь. Короче, Гарри Поттер убил Вольдеморта. Окончательно и бесповоротно. Просто, доступно и понятно. Конечно, некоторые УпСы, скорее УпСики, до сих пор пытались воскресить-оживить-воссоздать своего злобного змееподобного повелителя. Ну, вот против них есть два эффективных средства. Первое - Гарри Поттер. Второе - ну да, да, хорошо, ладно, так и быть - Драко Малфой. Два лучших аврора. Два суперагента. Два человека, которые уложили 50 УпСов за раз, напевая при этом: " Нам не страшен серый УпС". УпСы были, конечно, так себе, зеленые совсем, куда им до черных магов, но, согласитесь, Авада - она и устами младенца Авада. В этом месте Гарри немножко погордился. (ну герой, герой - прим. автора) Прекрасная пара в бою, они стали прекрасной парой и в постели (а вот в этом месте Гарри немножко покраснел -природная скромность взяла верх) (какой милашка! - прим. не удержавшегося автора) Это случилось так естественно, словно так и должно было быть. После очередного задания Гарри вдруг захотел сделать с растрепанным Малфоем что-нибудь эротично - неприличное. Видимо, Малфой пожелал того же, что и доказывал на протяжении всей последующей ночи. По крайней мере, набросились они друг на друга одновременно и синхронно. Это было великолепно, волшебно, это было удовольствием, это превращалось в привычку, но когда это успело стать... необходимостью, чем-то, без чего невозможно жить? Гарри стиснул зубы до характерного скрежета. Скорее бы уже этот чертов бал! Добравшись до квартиры, Гарри рухнул на кровать с твердым намерением выспаться. Среди ночи ему приснился такой страшный сон, просто кошмар, и Гарри решил послать Малфою сову. После этого мудрого решения он немного побился головой о стену в надежде выбить дурь. В самом деле, а что писать? "А сегодня видел я во сне, как ты улыбался, но не мне?" Малфой точно пришлет за ним санитаров из Св. Мунго. Еще через два часа в голове Гарри крутились три фразы, которые он до жути хотел написать этому белобрысому нахалу: (идиот крашеный, от кого отказался?! - прим. разъяренного автора) (Ты защищаешь Поттера?? Вааааааау)))-прим. удивленного редактора)

а) "Не оставляй меня, любимый"

б) "Я так люблю тебя, я так хочу тебя"

в) "Ты прости меня, малыш, если любишь, то простишь"

Маразм. Пиздец. Надо напиться. Срочно.

***

После ухода Поттера Драко немного поносился по квартире, продолжая разбивать дорогие, а иногда и вовсе драгоценные вещи. Упрямее осла в этом мире был только Поттер. Видите ли, просто жизненно необходимо вместе заявиться на это идиотский бал! Слизеринцы разорвут его на молекулы, к тому же, Снейпа жалко, бедняга точно умрет от разрыва сердца. (да, да. Тут поаккуратнее. Мне за него еще замуж надо выйти -прим. взволнованного редактора) Да и гриффиндорцы... Драко представил лицо Рона Уизли - да, ради этого он мог бы без перерыва целоваться с Поттером... Этот чертов внутренний голос шипел, как Вольдеморт в лучшие годы: "Лжешшшшь... Нагло лжешшшь... " Плевать ему на всех, пусть хоть задохнутся от возмущения и праведного негодования (какой злобный мальчик.. Эх, вот что неудовлетворенность с людьми делает. Чертовы гормоны - прим. расстроенного автора) Просто явившись туда с этим лохматым недоразумением, Драко признал бы свою зависимость от него (а Малфои НИКОГДА НИ ОТ КОГО НЕ ЗАВИСЯТ! (- о как! - прим испуганного автора).Да и не только зависимость, но и свою...МЕРЛИН! Какой идиот сказал "любовь"?!! (это не я! - прим. заикающегося автора) Ни разу они не говорили друг с другом о чувствах. Несколько фраз с обеих сторон во время занятий любовью - не в счет. Драко упрямо относил это лишь к хорошему сексу. Иногда чистосердечный гриффиндорец порывался что-то высказать, но фирменный взгляд Драко "ты-что-идиот-Поттер" быстро прерывал все поползновения. А теперь этот придурок и вовсе оскорбился и удалился, дрожа от праведного гнева. Черррт... Вольдеморррт... Драко достал плейер, подаренный страстным меломаном Поттером, и плюхнулся на кровать, откуда благополучно унесся со скоростью хорошей кометы на подоконник. Не то, чтобы он был уж очень чувствительным (Ха! МАЛФОЙ – чувствителен. Это кому скажи... -прим. веселящегося автора) Просто слишком...

напоминало. Со вздохом Драко врубил громкость на полную мощность и наткнулся на русскую волну. Русский он знал прекрасно (а кто ж великий и могучий не знает? - прим. гордого автора), поэтому минуты три слушал какие-то истерические вопли и визг двух мартовских кошек: "Не зажигай и не гаси, не верь, не бойся, не проси". Не совсем врубившись, что же не нужно зажигать, а потом еще и не гасить, Драко подумал, что последние три выражения вполне могли бы стать девизом семьи Малфоев. Пока он размышлял, мелодичный голос наполнил его сознание через наушники:

Мне просто очень нужен ты,

Такой смешной, такой любимый.

Мне просто очень нужен ты,

Как никому еще не снилось.

Мне просто очень нужен ты,

Родной, любимый, самый милый.

Мне просто очень нужен ты,

Мне просто, просто очень нужен ты...

Плейер отправился на свидание с асфальтом с 21 этажа, сопровождаемый ругательствами и сдавленным шипением Драко о "идиотах-магглах, сочиняющих такую сопливо-слюнтяйскую музыку". Никогда, ни под какими пытками, включая Круцио, он не сознался бы, что его мысли как-то подозрительно совпали с текстом дурацкой песни. (о, Мерлин! - прим. прослезившегося автора)

***

- Гарри, друг, привет! "Давно не виделись" будет как-то не в тему, правда?

- Привет, Рон. В самом деле, вчера ведь... кхм...А где же...О, Герми, подруга дней моих суровых, голубка моя, здравствуй! (сдавленный смешок) Как ты потолстела! (радостный хохот двух человек)

- Я беременна, идиот зеленоглазый! Чарли! Эти придурки меня обижают!

- (возгласы в притворном испуге) Нет, профессор! Что вы, профессор! Мы - да никогда!

- Дорогая женушка, ты же сама кого хочешь... Ой! Шутка. Ну-ка отвяжитесь от нее! Давно с драконами не общались?!

Смеясь вместе с друзьями, Гарри отчаянно всем завидовал. Гермиона и Чарли - кто бы мог подумать! Джинни и Невилл - кто бы мог... ну ладно, мог подумать! Лаванда и Парвати - ну вот кто бы мог подумать! Снейп - Люпин - КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ!!! Бродя по замку, отчаянно мучимый ностальгией, Гарри наткнулся на призрак Сириуса, который с удовольствием дубасил Пивза. После окончательной и безоговорочной победы крестного, они мило поболтали о жизни и жизни после смерти (Гарри в основном жаловался, но тс-с! - прим. сочувствующего автора). Внезапно их милую беседу прервало появление призрака МакГонагалл, которая вежливо поприветствовала Гарри, затем подлетела к Сириусу и... они слились в страстном поцелуе! Обалдевший Гарри издал невразумительный звук, и парочка нехотя прервала увлекательное занятие. (Моя умер в шоке)))Мучительном и долгом)))-прим. веселящегося редактора)

- Гарри, что с тобой? Ну да, мы с Миной любим друг друга...А чего ты ожидал? Я умер, а презренный Луни переметнулся к не менее презренному Северусу...

- (ошарашено) А вы... ну... э-э-э...

- Мистер Поттер, я не думаю, что личная жизнь вашего бывшего декана вас касается!

С этими словами Минерва куда-то уволокла ухмыляющегося Сириуса. Гарри продолжил путешествие по замку, но внезапно оказался в тесном кольце объятий (ага-ага, все подумали, что это Малфой? Фиг вам, называется. Не все так просто! - прим. ехидного автора):

- (поцелуй в левую щеку) Привет, Герой Планеты!

- (поцелуй в правую щеку) Привет, Спаситель Мира!

- (пожатие руки) Привет, Гарри!

- Фред! Джордж! Оливер! Как я рад вас видеть!

- А мы-то как рады, о великий, така-ая честь! Хорошо, что мы тебя нашли, в Большом Зале начинаются танцы - обниманцы - обжиманцы! Скорее!

Влетев в Зал, четверка друзей поняла, что попала на медленный танец. Рон неуклюже топтался с какой-то девушкой из Рэйвенкло. Снейп - Гарри согнулся от смеха - танцевал с Ремусом с та-аким выражением лица... Это надо было видеть. А Малфой - о, презренный Малфой!- танцевал с этой кобылкой Пэнси! В принципе, Гарри ее уважал, но в данный момент просто ненавидел. ХВАТИТ К НЕМУ ПРИЖИМАТЬСЯ! Фред радостно фыркнул, чмокнул любимого брата в щечку и утянул танцевать. Гарри обреченно подумал, что та толпа девчонок и парней несется точно к нему, вздохнул и взглянул на одиноко стоящего рядом Вуда.

- Оливер?

- Да, Гарри?

- (тоскливо) Ты не хочешь со мной потанцевать?

- (радостно) С удовольствием!

- (не менее радостно) Правда? Ура! Пошли.

***

- Драко... Драко! МАЛФОЙ!!!

- (словно очнувшись) А? Что, Пэнси? Чего ты так орешь?

- (шипение) Потому что, дорогой Драко, я уже в четвертый раз тебя спрашиваю: тебе нравится мое платье?

- (нетерпеливо) Да, да, очень! Подходит к твоим глазам, просто в цвет...

- Малфой! Ты что, хочешь сказать, что мои глаза КРАСНОГО цвета?!

- (рассерженно) Отстань, Пэнси, мне все равно, во что ты одета...

- (злобно) А если я разденусь? (шуршание ткани) Что? Тебе за меня стыдно?

- (равнодушно) Мне за тебя холодно.

- НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МАЛФОЙ!

- Да, пожалуйста, только перестань орать и наступать мне на ноги.

***

- Гарри...

- Да, Оливер?

- (взволнованно) Слушай, ты не знаешь, почему мне кажется, что Малфой вот-вот наложит на меня Круцио?

- (радостно) Правда? Здорово!!!

- О, да. Великолепно. Потрясающе. ПОТТЕР!

- (смущенно) Ой, извини... Слушай, кое-что скажу, не разболтаешь? (невнятный шепот)

- (вопль на весь зал и далеко за пределы Хогвартса) ЧТО?!! (истерический хохот и слезы)

- (шипение) Ол, перестань, идиот!

- (сдавленно) Прости, Гарри. Просто... Ревнует, говоришь? То есть, я и Аваду могу схлопотать? Черт, Поттер, ты мой должник!

- Все, что захочешь!

- (смущенно) Слушай, найди мне хорошего парня!

- (ошарашено) Оливер, ты что, тоже гей? Сюрпрайз, как говорится... Ну, в принципе, без проблем, договорились. Слушай, а ты можешь опустить руки... ну... чуть пониже?

- Поттер! Я похож на камикадзе? Ладно, что для друга не сделаешь... Ого!

- (нетерпеливо) Что, что происходит?

- Малфой резко прервал танец и с мрачным видом прошествовал за стол!

- (торжествующе) Он - мой...

***

Драко знал, что это будет отвратительный вечер. Но что он будет НАСТОЛЬКО ужасен?! Обжимания Поттера мешали связно мыслить. Кажется, он даже послал Пэнси. Далеко. Черт, надо извиниться. Но какого, извините, Вольдеморта, Поттер танцует с этим долговязым любителем квиддича? Мало того, еще и шепчет ему что-то на ушко с заговорческим видом! О, Драко знал, ЧТО Поттер иногда может прошептать- прокричать- простонать! Мерлин! Но когда руки этого рыжего придурка соскользнули на... часть тела, хорошо Драко знакомую, он не выдержал и взбесился. Да что это с ним? "Ведь не ревную же я!" - ужаснулся он и мрачно уставился в стол. (ревнуешь- ревнуешь, мне-то лучше знать. Мирись быстрее, надоел, три часа ночи! - прим. уставшего, но трудящегося автора)

***

После окончания танца Гарри с Оливером направились к столу с намерением перекусить. Гарри немного отстал и был пойман близнецами, у которых были несколько мрачные мордуленции (близнецы-мрачные? Конец света - прим. зевающего автора):

- Гарри, слушай, ты не подумай, мы просто... Ты что, с Оливером?

- Нет, вы что? А что такое?

- Ну, видишь ли... короче, он нам нравится!

- Супер. А я с какого бока? Сразу хочу заметить - шансы у вас есть.

- Ну, если ты не с ним...

- ДА НЕ С НИМ Я!

- А С КЕМ?

- С МАЛФОЕМ! (быстрый пересказ событий)

- (еще один дикий вопль) Супер! Восторг! Зашибись! Тогда ты нам поможешь. Вот эту капсулу кинь незаметно в бокал Оливера.

- А...ему ничего не будет? Это я так интересуюсь, для общего развития. Что это?

- Гарри, ты что, нас не знаешь? Это наше изобретение "Любовь на одну ночь". Немного... ммм... раскрепощает и все! (да-да-да...бла-бла-бла...прим засыпающего автора) Не трусь, все будет тип-топ. Заранее спасибо!

Вручив Гарри капсулу, близнецы весело ускакали. Зеленоглазого же мучили сомнения и совесть. Но: Оливер просил найти хорошего парня? Просил. Гарри нашел? Нашел. Хорошего? Хорошего! Ну... двух, и что? Чем больше, тем лучше! Успокоившись, Гарри двинулся на поиски Оливера, не забыв дико порадоваться, что сероглазый дурак - идиот- кретин его заревновал (хамло. Не обзывай Малфойчика! - прим. автора в полусне)

***

- Оливер!

- Что?

- Смотри на Снейпа с Люпиным! (бульк!)

- Ну и что? Целуются... Везет же некоторым!

- (радостно) Вот давай за них и выпьем!

- Давай. Ты чего такой веселый?

- А что? Все классно! Встреча выпускников, Малфой в ярости...

- Да, у тебя все супер... Гарри.. Чего-то со мной не то...

Гарри подал знак близнецам, они тут же подскочили и куда-то уволокли хихикающего Оливера. "Да-с, намечается групповушка" - с завистью подумал Гарри. Чертов Малфой, когда ты уже переступишь через свою гордость! (вот и мне интересно. Достал уже. - прим. автора-лунатика)

Снова начались танцы. К Гарри подошел Шеймус и пригласил его. Гарри, конечно же, согласился. Хогвартс выдержал еще один оглушительный вопль, когда Поттер просветил Финигана.

***

Нет, ну это уже слишком! Ладно, еще этот Вуд, скромник (хотя, судя по тому, как он выглядел, когда близнецы его куда-то волокли...) Но этот Финиган, Гей с такой большой буквы! И прижимается-то как к Поттеру, вы посмотрите только! Нет, это слишком. Давно пора сделать этому зеленоглазому чертенку татуировку на лбу: "Собственность Малфоев! Руками не трогать! Огнеопасно!" Все не уместится, но что-то сделать нужно. Ты меня достал, Поттер!

***

Распихивая всех, Малфой подошел к танцующей паре.

- Поттер.

- Малфой.

- В субботу, в два часа.

- Что же?

- Наша свадьба.

Немая сцена. Пэнси, Рон, Снейп...долго перечислять, короче - все в обмороке. Догадливый Шеймус сунул Гарри в руку вилку. Гарри стиснул так, чтобы зубцы впивались в ладонь. А как еще отказаться от свадьбы с Малфоем?

- Нет.

- Почему?

- Потому что, ты не сказал мне самого главного.

- Чего же?

- Что ты меня любишь.

- Тебе это не ясно, Поттер?

- Я хочу это слышать, Малфой!

- (тихо) Люблю...

- Я не слышу!

- (чуть громче) Я люблю!

- (ликующе) Громче, я не слышу!

- (возмущенно) Вольдеморта на тебя нет, Поттер! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!

Все вновь падают в обморок. Гарри счастливо улыбается, шепчет: "Я тебя тоже" и они целуются.(как мило, Мерлин мой! - прим. рыдающего автора)Прежде чем аппарировать, Гарри и Драко хором кричат: "Все приглашены!"

***

- Поттер?

- Да, любовь моя?

- Как ты мог заставить меня сказать это перед всеми! Ненавижу тебя.

- Я тебя тоже люблю...

Жанна
да таких на самом деле много...

Жанна
хээ,а Хеллсинг/Поттер не хочешь?

Автор - Italy
Бета justme
Пейринг Фред/Джордж
Жанр romance
Рейтинг PG-13
Саммари Одна и та же ситуация глазами разных людей
Дисклеймер не мое
Предупреждение инцест
Размер мини
Посвящение для Solinary
Статус закончен
Зеркало - Текст произведения

POV Джорджа Уизли

Его голова лежит у меня на коленях. Я глажу его по волосам, не обращая внимания на то, что кошка скребется в дверь и пытается выйти. Сейчас не март – обойдется старушка. Фред напился чая с медом и теперь спит у меня на руках.

Это лето дождливое и пасмурное. Мы целыми днями шатаемся по окрестностям. Он простудился, когда доставал сети из реки. Не то чтобы мы надеялись поймать рыбу, но лето без рыбалки не лето. Вода в реке ледяная: течет так быстро в тени деревьев, что не успевает прогреться. Есть только одно открытое место, но там нам по пояс – не поплаваешь. В детстве мы там купались, а потом учили плавать Джинни.

Мама надела на Фреда два свитера, хотя в комнате градусов тридцать. Он, естественно, снял их, как только мы заперлись у себя. Остался в своей любимой протертой красной майке. Пришлось накрыть его пледом, чтобы мед подействовал.

Он трет глаза кулаками и пытается их открыть, но тут же жмурится от света ночника. Ресницы слиплись от того, что он слишком часто зевал. Я наклоняюсь и касаюсь его губ. Сонный и разомлевший, он не может сопротивляться. Или не хочет: обнимает меня за шею и притягивает к себе. Семейная идиллия. Если не знать, что полчаса назад он отнял у меня пару шоколадных конфет, вчера не позволил залезть в эту долбанную реку за сетями, а два месяца назад отбил у меня девушку.

- Эй, Фред, что ты делаешь? – шепчу ему в губы, улыбаясь. Мы давно привыкли к таким простым ласкам. Мы их не обсуждаем. Это естественно, в этом нет ничего такого. Просто людям всегда нужна ласка, всегда нужен кто-то рядом. Почему бы не подарить это тепло друг другу, раз уж рядом никого нет? Ненавсегда, даже не на время. Просто пока не подвернется кто-нибудь подходящий. Типа Анжелины. Не хочу об этом говорить. Вы, конечно, поймете, пожалеете и поддержите, но мне это не поможет, только разбередит рану. Я уже справился. К тому же, Фред со мной, а не с ней.

В моих руках ему тепло и солнечно, хотя на улице дождь. Дождь и сумерки. Скоро появятся звезды, и мы по карнизу полезем на крышу любоваться ими. Может, будем целоваться. Может, просто поваляемся, держась за руки, как влюбленные. На самом деле, мы не влюбленные, просто близкие и привыкли друг к другу, и всегда вместе, и не любим разлучаться. Разлучиться – это значит лишиться опоры, лишиться того, кто прикроет спину. Это значит са-мосто-я-тель-ность. Слишком длинное серьезное слово.

Он смеется и дергает меня за челку.

- Что ты такой серьезный, Джордж?

- Задумался…

- Лучше бы принес мне термос. В горле пересохло.

Я скидываю его голову с колен, шлепаю его по уху и убегаю к тумбочке, где стоит термос, пользуясь тем, что он болен и ему лень вставать, чтобы ответить мне затрещиной или шлепком. Почти жалею об этом. Люблю кататься с ним в обнимку по ворсистому ковру, вычищенному мамой до пылинки, и притворяться, что мы деремся.

Наливаю ему из термоса чай с лимоном и медом и бросаю взгляд в зеркало. На зеркале куча стикеров: с правой стороны его, с левой – мои. В основном любимые группы и игроки по квиддичу. Но с моей стороны еще висит наша с Фредом фотография. Как-то в Лондоне мы зашли сфотографироваться в маггловский салон моментального фото. Вот теперь висим неподвижные. Он даже язык не показывает. На всех – подчеркиваю, на всех – магических фото Фред время от времени показывает язык…

В зеркале его почти не видно. Он такой тощий, что сливается с кроватью, а его кожа такого же цвета, как плед, – что-то выцветшее, бежево-персиковое. Провожу пальцем по глади зеркала, очерчивая его живот и выступающие бедренные косточки, и возвращаюсь, чтобы проделать с ним то же самое в реальности. Он не сопротивляется, но я не спешу, пока он пьет, опершись о высокую цветастую подушку.

- Аууу, горячо!

Он делает слишком большие глотки как обычно.

Когда он заканчивает, я вытаскаю из-под него подушку, задираю его майку и начинаю выписывать узоры у него на животе. Сначала ему щекотно, и он сгибается пополам при каждом моем прикосновении.

- Лежи спокойно, а? – говорю я. – Ты мне сейчас шишку набьешь своими коленками.

Мои ладони скользят по тонкой коже безо всякого направления, просто массируя, согревая, вселяя доверие. Его голова свешивается с кровати, а руки блуждают где-то по стене.

- Джордж… чего бы такого замутить? – на его лице появляется мечтательное выражение. – Мы же здесь свихнемся без приключений за два месяца.

- Уже не дождешься Хогвартс-Экспресса? Я так и думал…

Чмокаю его в губы.

На самом деле я не свихнусь от скуки. Фред – мое главное приключение. Только не надо ему об этом говорить, а то он зазнается. Не то чтобы я сам не мог быть приключением, преступлением, наказанием и избавлением в одном лице, но это не при Фреде – при маме, папе, братьях, при ком угодно. Но по сравнению с Фредом я пай-мальчик, даже несмотря на то, что безумные идеи чаще возникают в моей голове. Для меня это просто идеи, просто «можно было бы когда-нибудь», а для Фреда – уже решенное дело. С каких-то пор я стараюсь не придумывает пакости – уж он-то найдет, как их воплотить в жизнь, а мне каждый раз не по себе…

Вот взять хотя бы кошек… Зачем он запер нашу соседку мисс Злюку, заядлую кошатницу, в комнате с псом Луны? Немаленький такой песик, скажу я вам. Немногим меньше Сириуса… Не волнуйтесь, животное отделалось легким испугом – гавкает «мяу» по команде и жрет «Китикэт», - а вот у мисс Злюки новая страсть – огромные собаки. И знаете, когда она с ними гуляет по округе, даже мы с Фредом предпочитаем сидеть на крыше… Хорошо, что Нора находится в глуши. Хорошо, что даже пакости в исполнении Фреда заканчиваются чем-то хорошим.

Касаюсь губами его живота, а потом сморю на него:

- Как ты себя чувствуешь?

- Лучше не бывает. Иди сюда…

Он шлепает рукой по кровати. Я поднимаюсь и ложусь рядом, прижимаясь к нему боком и пытаясь найти его губы.

- Ты сегодня маньяк, - посмеивается он.

Я краснею, наверно. А может, и нет.

- Просто ты такой беззащитный, когда болеешь…

Он обнимает меня и зарывается носом мне в подмышку.

- Видимость обманчива.

- Неужели?

- Да.

Он забрасывает ногу мне на бедро, и по телу разливается тягостная истома. Хочется большего: страстного, нежного, серьезного. Но мы как всегда подрочим вместе и завалимся спать.

И не пойдем смотреть на звезды, потому что на улице дождь. Даже кошка больше не скребется: пригрелась под лампой и довольно урчит.

POV Фреда Уизли

Лето, солнце, бредовые сны, куча свободного времени. В этот раз мне снятся божественные губы Анжелины. Я не видел ее уже несколько месяцев, ужасно соскучился. У нее такая попка, что весь Хогвартс трясет, как в лихорадке. У нее светлая голова и организаторские способности. У нее богатый папа правильной политической ориентации. Клад, а не девушка. Мне повезло, что она со мной.

Я вижу сон сладкий, как малиновое варенье, томный, как ее глаза, блестящие от возбуждения. Мне кажется, что она гладит меня, ласкает, облизывает везде. У нее горячая кожа и влажные ладони. Она меня манит, она меня хочет. Я просыпаюсь, чтобы рассмотреть ее красоту, но в глаза бьет свет. Жмурюсь, ищу губами ее губы.

- Эй, Фред, что ты делаешь?

Голос Джорджа кажется неожиданно чужим. Я открываю глаза. Брат склонился надо мной, и я ерошу пальцами его волосы. Смотрю в его лицо и вижу свое отражение. Таким я себе мучительно не нравлюсь… Вдруг холодком по спине прокатывается страх: а что, если Анжелине тоже? Что если она бросит меня ради какого-нибудь смазливого щеголя на метле последней модели? Я могу быть сколько угодно прикольным, забавным, нежным, но девушки обожают подарки. Их можно купить. Я знаю по Джинни. Эта мелочь вечно выпрашивает у меня деньги в обмен на свое молчание. За рыбалку я заплатил ей тридцать сиклей, за прослушку в комнате Билла - галлеон, но дороже всего обошлась мисс Злюка – два галлеона и лестница к ее окну в пятницу, тринадцатого, когда весь Косой сотрясался от мистических пати. Все знают, что младшие сестры – самые пронырливые создания на земле: подслушивают, подглядывают, втираются в доверие… Обожаю нашу самоуверенную стервочку! Кажется, она еще более рыжая, чем мы с Джорджем.

- Джордж?

Брат ушел в себя и раскачивается из стороны в сторону, сидя на кровати, будто меня не видит. Вечно он витает в облаках. Не зря мама говорит, что только у меня в этой семье практический интеллект.

Дергаю его за волосы:

- Что ты такой серьезный, Джордж?

- Задумался…

У него хриплый голос. Думал о чем-то эротичном и не признается. Если об Анжелине, ему конец… Мы обо всем договорились. Я снимаю ему девушек, он отдает красотку мне.

- Лучше бы принес мне термос. В горле пересохло.

Иногда бесит, что он так близко. Кажется, он может подслушать все мои далеко не невинные мысли. Пока он бродит у зеркала, я вглядываюсь в темноту за окном. По стеклу бьют капли, а в водостоке гремит вода. Я рассчитывал пойти в лес этой ночью и забраться в избушку лесника, она милях в двух от Норы. Дождь – хорошее прикрытие. Но с другой стороны, в лесу сейчас отвратительно… Так и представляю: вода, стекающая за воротник, комки грязи на ботинках, мокрые ветки по лицу… В другой раз. Сегодня мы с моим братцем-извращенцем останемся здесь и я буду изображать больного.

- Ох…

- Ах…

- Аууу, горячо!

Я не могу без своего брата, я за него любому перегрызу глотку. Я и он – одно целое. И я буду терпеть его маленькие причуды, даже если о них кто-то узнает. Мне плевать на ваше мнение. Я так долго открывал его, постепенно раскалывал его скорлупу, обнажал мякоть, самое нутро. Теперь я знаю его целиком, он мой, все для меня сделает. Никакой шифровки, никаких секретов от меня. Он с детства более ранимый, чем я. Одно неловкое слово надолго выбивает его из колеи. Только мне можно быть с ним жестоким, потому что я защищаю его от остальных. Хотя бы даже от нашей маленькой рыжей язвы. Она постоянно дразнит его за то, что у него больше всех в семье веснушек.

Сейчас он опять распустил руки. Он обожает мое тело: вечно на мне что-нибудь чертит, перебирает волосы, гладит. Не упускает шанса прикоснуться. Иногда мне совсем не хочется искать ему подружку… При этой мысли меня сгибает от хохота.

- Лежи спокойно, а? – возмущается он. – Ты мне сейчас шишку набьешь своими коленками.

Я искренне стараюсь, но мне очень щекотно. Засовываю себе в рот противосмешливый леденец и расслабляюсь.

Приходит на ум, что нам еще два месяца скучать в Норе. А нам уже шестнадцать! Тот самый возраст, о котором пишут всякие бабушки в своих мемуарах. Мое шестнадцатое лето в глуши… Не могу этого допустить.

- Джордж… чего бы такого замутить? – спрашиваю я на всякий случай. Брату часто приходят в голову гениальные идеи. – Мы же здесь свихнемся без приключений за два месяца.

- Уже не дождешься Хогвартс-Экспресса? Я так и думал…

«А тебе лишь бы сидеть дома?» - оставляю мысли при себе. Джордж обязательно придумает, как нам выбраться в Косой или, еще лучше, на маггловские вечерины. Надо только дать ему пару ночей.

Он сегодня слишком грустный и сосредоточенный. Ничего не произошло, но Джордж умеет на пустом месте повернуть дело так, будто случилось что-то фантастическое. Сегодня его опять заклинило на мне.

- Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, пытливо заглядывая мне в глаза, будто я сахарная принцесса и растаю от капли дождя.

- Лучше не бывает. Иди сюда…

Иди сюда, мой самый верный.

- Ты сегодня маньяк, - издеваюсь я.

Он краснеет, как помидор, и отвечает:

- Просто ты такой беззащитный, когда болеешь…

Утыкаюсь носом в его подмышку, чтобы не заржать. Беззащитный… Ха! Мне шестнадцать, и я каждый день делаю по восемьдесят отжиманий! Когда смех наконец проходит, говорю, напустив на себя серьезности:

- Видимость обманчива.

- Неужели?

- Да.

Я закрываю глаза, обнимаю моего Джорджа и снова думаю о ней. Близость, бредовые сны, лето…