Ну...на меня нашло,хотя - фик древний,ему сто лет в обед - месяца полтора,если не два))не судите строго за пафосность слога и скудный сюжет - так моя муза...пля какая муза.какой бред я несу - короче,вот.

Автор: Олле Лукойе - это я))
Название: Без названия
Рейтинг: PG
Disclamer: Цинк и Нихром принадлежат исключительно авторам Shaman King,на них не претендую.
Warning: нну...если вы злостный критик,собирающийся вне зависимости от качества сказать "фи",то вам мимо))
Бета: сама себе бета
Жанр: ну не знаю...вообще-то,наверное,драма или ужастик.для кого как
Правила размещения: Сообщите мне на GellaMaria@mail.ru или аську 352-961-948
Summary: Цинк вот уже четвертый день слышит непонятный тревожный звон...
Заметка от автора: Спасибо парню брата за то что подсунул мне Раммштайн - из этого неожиданно вышло вот это.Это первый фанфик,который я таки довела до конца и теперь с нетерпением жду ваших отзывов,пожеланий и критики...
                 
                                                                                                     *  *  *
                       
Опять этот перезвон. И я опять ищу, откуда же он раздается. Ночь окружает меня и лукаво поблескивает звездами. Я иду сквозь чащобу, острые ветки и холодные листья больно бьют меня по лицу, оставляя длинные ссадины и царапины. А вокруг тишина, которая давит на уши, тишина, которую нарушает только позвякивание. Какая-то птица жалобно и пронзительно вскрикивает, заставляя меня шарахнуться в сторону от узкой тропы в колючие заросли.
Позвякивание приближается, я на верном пути. Я раздвигаю ветки и чуть не падаю с невысокого, но крутого обрыва. Внизу пылают костры, и кроме их негромкого треска и этого перезвона, который вот уже четыре дня не дает мне покоя, нет ни единого звука. Люди в черных плащах с бесформенными капюшонами, которые закрывают пол-лица, стоят, образуя ровные ряды. Один из них проводит тонкими пальцами по побелевшим крепко сжатым узким губам. Он похож на каждого в этой безмолвной толпе, ничем не отличается от прочих. Разве что нездоровым румянцем, выступающим на бледных скулах.
Вокруг костров пляшут глубокие тени, темные, похожие на лоскутья черной ткани. Тихие фигуры медленно задвигались вокруг костров единым движением. Разом взметнулись вверх руки, целый лес рук. Они такие белые, такие тонкие, что кажутся полупрозрачными, призрачными. Воздевая руки вверх, эти существа словно исполняли странный, завораживающий танец, похожий на сакральные жертвенные обряды древних колдунов.
Легкий, но холодный ветер зашуршал листьями и заставил язычки пламени метаться и корчиться. Темные твари, лишенные плоти, сжимаются и меняют форму в глубине огня. А может, это просто причудливые тени?
Сгустки этих темных теней то увеличиваются, то уменьшаются, глотают языки пламени в мерзкой, страшной жадности, а пламя закрывает эти черные клочья, сжигают их.
Фигуры в балахонах из грубой черной ткани двигаются, и становятся слышны гулкие глухие голоса этих людей. Ледяная земля в ответ на движение босых ног танцоров словно негромко тяжело стонет. Тонкие стебельки травы ломаются от прикосновений краев темных одежд.
Внезапно один из танцующих резко смыкает ладони, заставляя холодный воздух издать хлопок. Остальные отзываются тем же движением.
Темная невысокая фигура, толь похожая на остальных, притянула мой взгляд. Это…это мой брат? Нихром? Он поднимает глаза, и я сразу понимаю: я обнаружен. Я не двигаюсь, а брат не останавливает свой плавный танец. Босые ступни все так же выбивают ритм по замерзшей покрытой инеем земле. Изящный взмах руки, повторенный каждым в этих черных рядах. Поворот, еще поворот, хлопок…
Студеный влажный воздух пахнет землей и затхлостью. Это действительно странно, ведь вокруг – открытое пространство. Это неправильно, это тревожно.
Танцор из крайних рядов резко что-то выкрикивает, словно выпь. Колонны людей повторяют выкрик, и этот звук катится вдаль.
Нихром вновь глянул на меня. Пустой, лишенный эмоций взгляд. Зрачки, расширенные настолько, что глаза кажутся черными – их окружает только тоненькая полоска радужки. Еще взмах руки…
Ладони сжимаются в кулаки, потом резко выбрасывают в стороны неизвестно откуда взявшуюся пыль и сухие листья. В сыром воздухе запахло благовониями и сладким мускусом. Танец замедляется и, наконец, останавливается. Люди безмолвно стоят, просто стоят. Костры потрескивают, и черные тени все так же корчатся в языках пламени. Все звуки затихли, даже тот перезвон, что уже четыре дня окружает меня.
Нихром все так же бесстрастно, без выражения, смотрит мне в глаза. Ни один мускул на лице не дрогнул. Тишина ватой окутывает и заполняет собой все пространство вокруг. Треск костров ничуть ее не нарушает. Все бездвижно замерло. Время перестало ощущаться, будто тоже замерло.
Вдруг это безмолвие сломалось, воздух зашевелился и затрепетал. Земля под ногами задрожала, словно ее лихорадило. В середине четко построенной толпы земная поверхность стала расходиться. Кто-то резко выдохнул, мой брат негромко вскрикнул и отшатнулся, его лицо ожило. Щель разрастается с ужасающей скоростью и шумом. «Наверное, именно это называется разверзшейся землей…» - отстраненно подумалось мне. Внутри все как-то сжалось. Я не могу шевельнуться, как будто во мне смерзлись суставы.
Что-то большое, темное и страшное поднимается из открывшихся глубин земли, так похожее на тени, что плясали в кострах. Звезды замигали и потускнели, комья земли сыплются в брешь в земле, и она перестает казаться надежной и безопасной. Черное существо, словно составленное из темных клочьев глубоких рваных теней, оглядывается… Хотя не знаю, можно ли так про него сказать? Глаз у него нет, да и вообще, невозможно у него различить ни носа, ни рта – только контуры этого существа, похожего на громадного медведя, и его громадных когтистых лап.
Этот сгусток темноты словно что-то ищет, с шумом втягивая холодный воздух, как будто всасывая его. Все люди словно оцепенели. Только влажный блеск глаз выдает их жизнь. В глазах поднимается страх.
Я смотрю на лицо брата. Оно искажено гримасой страха, в потемневших глазах плещется ужас, животный неудержимый ужас перед этими темными безымянными силами земли.
Могильный смрад, исходящий от этого отвратительного существа, вызывает тошноту. Тошнота подкатывает к горлу приторными волнами. Хочется повернуться и бежать, бежать как можно дальше отсюда, пока это проклятое место не скроется из вида, пока его не поглотит белесый туман.
Внезапно тварь поворачивается и уставляет свою пустую морду с пустыми темными глазницами на моего брата. Он резко бледнеет и пытается нашарить позади себя опору. Стоящие вокруг отшатываются.
Тварь медлит и резко загребает Нихрома своими острыми с зазубринами когтями. Ряды дрогнули и смешались.
Юноша закричал, пронзительно, отчаянно. Тварь рвет его когтями, вспарывает его светлую кожу, оставляя страшные глубокие раны.
Я в ужасе заорал, кубарем сорвался с обрыва и рванул к брату. Меня остановил сильный толчок в грудь. Я взвыл от отчаяния. Фигура в темном плаще, остановившая меня, невнятно скрипит: «Это его выбор, а на его месте мог быть каждый из нас. Он сам согласился, а ты не можешь это изменить». Я рвусь и тянусь к брату, но темные фигуры плотно обступают меня и не дают мне ходу.
Нихром кричит и бьется в объятьях тени, разрывает прохладный своими страшными криками, опустошая легкие до конца. Ужасная тварь, этот сгусток темноты душит свою жертву, ломает ей кости с тошнотворным треском и хрустом, мнет хрупкую фигуру. Кровь, темная, почти черная, пропитывает землю и оставляет пятна.
Сумрачные фигуры безмолвно наблюдают за этим кошмарным зрелищем, которое заставляет ноги дрожать и подкашиваться. Я тоже молчу и уже безнадежно пытаюсь вырваться из мрачного кольца.
Тварь медленно, тяжело и неловко направляется к земному разлому, оставляя за собой темную дорожку из крови, не преставая при этом терзать плоть фигурки, зажатой в похожих на серпы когтях.
Нихром издает уже только хрип и сиплые невнятные мольбы о помощи. Тень начинает медленно погружаться в земной разлом. Я успеваю увидеть спекшиеся губы брата в пятнах, взгляд полный удушающего ужаса.
Этот взгляд заставил меня снова дернуться к нему. Темные фигуры как-то вдруг расступаются, словно дивясь, что я еще надеюсь помочь. Я бегу к брату, к страшной твари. Пусть лучше заберет меня! Пусть я, только не Нихром! Пожалуйста. Пожалуйста…
Я дотрагиваюсь до края тени и ощущаю кончиками пальцев пугающий сухой жар.
Я не успел. Земля, задрожав, смыкается и скрывает моего брата. Я падаю на землю.
Рыдания от пережитого ужаса, от безысходности, охватившей меня, душат меня. Заставляют колючее горло болезненно и судорожно сжиматься. Горячие слезы текут по щекам, а ладони мокрые от теплой еще крови моего брата. Я кричу от этого, сердце почти выскакивает из грудной клетки, молотком бьет по ребрам. Воздуха не хватает, я почти задыхаюсь.
Темные фигуры вновь начинают кружить в медленном танце, обступая меня. А я бездвижно валяюсь в лужах липкой крови, прижимаю мокрые ладони к лицу и кричу от беспросветности.

                                                                                                         * * *
Яркий свет бьет мне в глаза. Я резко сажусь в кровати и ищу глазами постель брата. Она пустует, на ней только откинутое одеяло. Моя подушка мокрая и на ней пятна крови – я, кажется, прокусил губу.
Я вскакиваю и несусь на кухню. Там только мать, меланхолично допивающая утренний кофе.
- Где Нихром?! – исступленно ору я. Мама удивленно поднимает на меня взгляд. Ее глаза темнеют, лицо мокрое от слез.
- Он в больнице. Ночью ему стало плохо. Сейчас врачи борются за его жизнь. Отец с ним. А… а мне он… запретил с ним е… ехать… - мать давится рыданиями. Я чуть не падаю и опираюсь на стену. Голова кружится. Мой брат умер. Умер, и я это знаю. Он мертв, мертв, и ничего с этим не могу поделать.

                                                                                                         * * *
Яркий свет бьет мне в глаза. Я резко сажусь в кровати и ищу глазами постель брата. Она пустует, на ней только откинутое одеяло. Моя подушка мокрая и на ней пятна крови – я, кажется, прокусил губу.
Я вскакиваю и несусь на кухню. Там только мать, меланхолично допивающая утренний кофе.
- Где Нихром?! – исступленно ору я. Мама удивленно поднимает на меня взгляд. В кухню входит мой брат, и я чуть не падаю от облегчения. Аж голова закружилась – мне приходится опереться на стену.. Он тоже удивленно на меня смотрит, а я пытаюсь восстановить дыхание. Он жив, жив! Дурацкие сны, дурацкие кошмары...